И ты всем в моей семье расскажешь, почему ничего не боишься. Да, вот еще. Песню свою споешь».
* * *
По правде говоря, я уверен, что Аиша боялась. Просто она, как и многие верующие, живущие в гонениях, отвергла власть страха. В вере она нашла способ его преодолеть.
Благодаря свидетельствам, которые я уже слышал, я смог сразу же выявить и понять роль, которую сыграли музыка и «Песнь сердца» в возрастании и укреплении веры молодой мусульманки. Все это я уже видел у других верующих – у тех же Дмитрия и Тавьяна с их совершенно разными культурами.
И я вновь подумал о Книге Деяний и вспомнил случившуюся почти две тысячи лет назад историю Павла и Силы и их пребывания в тюрьме.
Там Павел и Сила пели.
Мне было ясно: вера, полная жизненных сил, подобная вере Аиши, могла пустить корни, выжить и расцвести среди врагов. Это несомненно. В духовном пути Аиши были черты, которые я не раз видел во многих других местах, это вдохновляло и словно придавало сил. Я никогда прежде не замечал этой связи, но сейчас она была неоспорима. И в России, и в Китае, и в Восточной Европе, и в Юго-Восточной Азии, и в исламском мире, и в библейские времена верующие страдальцы рассказывали одни и те же истории, делали одни и те же вещи, чтобы выжить, и ощущали присутствие одного и того же Бога.
* * *
В 1992 году, в один из самых мрачных дней, что я провел в Сомали во время второй поездки в Могадишо, я шел со своими охранниками-сомалийцами по изрытой воронками улице. Мы осматривали округу в поисках тех, кому могли бы помочь.
Проблема крылась в том, что таких было очень много. Так много, что вся затея казалась смехотворной. Люди там ничего не имели, кроме нужды! С чего мне было начинать помощь, если я сталкивался со смертью и разрухой на каждом углу?
И пока я шел по тем улицам, я чувствовал присутствие такого зла, какого не знал никогда раньше. Это было осязаемое, ощутимое зло. Оно воспринималось как тиски, туго сжимающие сердце и выдавливающие всякую надежду на помощь. Оставались лишь упадок духа и отчаяние.
И вдруг эту духовную тьму пронзил звук. Он привел меня в замешательство, затем потряс, а потом я поразился. Он был совершенно здесь неуместен, но приятен, как звук водопада в пустыне.
Там, в худшем месте на планете, я словно услышал ангельское пение. На миг пришла мысль, что у меня галлюцинации. Я остановился как вкопанный и попытался определить источник. Мои охранники тоже остановились: слышали и они.
«Туда!» – скомандовал я, и мы пошли в сторону, противоположную нашему пути. Пение стало громче. На повороте я прислушался, и мы снова повернули. Мы подбирались все ближе и наконец остановились у небольшого домовладения.
Я громко постучал в ворота – выглянул охранник и попытался нас отослать. Я настаивал и объяснял. Наконец он разрешил нам зайти на территорию, как выяснилось, маленького сиротского приюта. Пел детский хор – фальшиво, но старательно. Дети и от всего сердца выводили мелодию под оживленным руководством молодой сомалийки. Ее звали София.
В то время я не знал, что София, Рут и я еще не раз удивительным образом встретимся и вместе переживем немало веры и отчаяния, радости и боли, обретений и потерь в трех странах за десять лет.
Когда я в тот день впервые повстречал Софию в приюте, она уже потеряла работу, дом, семью в жутком хаосе и разрухе – их вызвала долгая и жестокая гражданская война в Сомали. Даже те, кто много лет тому назад рассказывал ей об Иисусе, уже сбежали. Истощенная, она выглядела изнуренной и невероятно худой. В ней и роста было метра полтора – ну, может, чуть больше.
Но в ее оболочке еще остались силы собрать тридцать сирот в том разбитом в прах районе Могадишо. Казалось, только сила ее воли поддерживает в сиротах жизнь и надежду на то, что помощь придет. Они смотрели на нее, а она ждала кого-нибудь, кто станет ответом на ее молитвы.
И вот в эти времена она пела и учила этому детей.
Когда я подошел, она прошептала: «Вы христианин, правда? Я молилась, чтобы вы пришли».
Но даже прежде, чем она это сказала, я знал, что София – верующая. В ее глазах я увидел свет Божьей любви, и ее же я услышал в детской песне. Я попросил Софию рассказать мне ее историю. К моему удивлению, я узнал, что эта улыбчивая и жизнерадостная женщина прошла обычный для Сомали трагический путь. Ее мужа убили во время гражданской войны, а две ее дочери несколько месяцев тому назад пропали. Она думала, что они тоже мертвы.
Семью она потеряла, утратила все, что любила, и все равно там, в приюте, она пыталась облегчить долю сирот, потерявших семьи. Она была путеводной звездой, сияющей во мраке этого места. Ее песни сердца свидетельствовали о вере. И они усиливали веру. Они вкладывали в души сирот надежду и счастье. И именно они в тот день разнеслись по улицам столицы и усилили решимость одного западного работника гуманитарной миссии, временно скованного всепоглощающим отчаянием.
Я искал нуждающихся. Я пытался вычислить, с чего начать работу. Но теперь уже не имело значения, что еще мы сможем сделать в Сомали, ибо я в тот момент понял: сперва мы поможем Софии и ее сиротам. И мы начали.
Это был один из многих случаев, когда наши жизни и истории переплелись. Несколько лет спустя мне довелось случайно узнать и передать Софии радостные известия о том, что обе ее дочери живы. Они были в лагере для сомалийских беженцев в Эфиопии.
Но затем, уже позже, мне пришлось успокаивать Софию, когда ее родственники со стороны мужа разбили ей сердце, лишив ее права опекать дочерей и даже просто видеться с ними. Они применили правовую меру, ибо отвергли саму возможность того, что их внучек будет воспитывать неверная христианка.
В один прекрасный миг в соседней с Сомали стране мы праздновали брак Софии с другим сомалийским беженцем, тоже христианином. А какое-то время спустя, спасая жизнь ей и ее новорожденному младенцу, мы смогли задействовать связи и устроить ей срочный перелет в другую страну, где Софии оказали медицинскую помощь, – после того, как доктора и медсестры в местном роддоме пригрозили, что оставят умирать и ее, и ребенка, но не примут роды у бывшей мусульманки.
Какое чудо,
