По ней то и дело, будто пульсируя, пробегали искры, переносясь от разбойника к Павлу.
В этот раз Паша применил заклинание из разряда темной магии. По крайней мере, так бы ее назвали люди, привыкшие делить все на черное и белое. На самом деле нет никакой разницы, как убивать человека – молнией, роем разноцветных бабочек или же нитью, сосущей жизненную силу. Результат всегда один и тот же – смерть. Меняется только форма заклинания, и даже эта нить могла бы быть пурпурной, а то и вовсе невидимой. Просто Павлу было проще видеть ее такой, сотканной из мрака, так она казалась смертоносней.
И нить получилась действительно смертоносной, она медленно передавала силы разбойника к Павлу. Но тощий маг в лохмотьях и не думал сдаваться. Его удар не был прикрыт формами, это было даже не заклинание. Он ударил собственной волей, собственным сознанием по Павлу. Разум на Разум, Сила на Силу, Суть на Суть. Открытый для подобных атак разум Павла должен был бы стать ему хорошим уроком, ведь когда-то Иван рассказывал ему о подобном, он говорил, что такой поединок является самым трудным, потому что никак не зависит от сил или опыта.
Чужая воля вторглась в его мозг, тесня и загоняя в углы его собственную. И она настойчиво требовала оборвать черную нить, более того она требовала незамедлительной смерти создателя оной нити. И эти ее желания начинали сбываться, Паше заметно поплохело, нить зарябила. Его спасали лишь инстинкты, которые требовали продолжать жить. Из глубин его рассудка наконец-то всплыло покореженное сознание. Оно тоже требовало жить. «Я хочу жить!»: крикнул Павел, то ли мысленно, то ли во весь дух. Этой боевой клич помог ему вытеснить чужака из своей головы, а затем и перейти на штурм, проходя сквозь все рубежи обороны, втаптывая в грязь сознание врага. Это получалось будто само собой, просто и быстро. Настолько неожиданно и легко, что когда тощий маг упал безжизненной грудой, Паша улыбнулся. И эта улыбка сделала его похожим на умственно-отсталого.
– Ы! – извергла его гортань, и он чуть не пустил слюну на подбородок.
Вполне возможно, что такое поведение являлось последствием тяжелой борьбы с противником. Впрочем, у него оставалось еще достаточно сил, чтобы крепко стоять на ногах, его черная нить успела передать ему достаточно энергии.
Вовремя собравшись с мыслями, Паша все-таки убрал с лица туповатую улыбку и попытался сделать задумчивое лицо. Сказать честно, это задумчивое выражение лица философа с протертого дивана было не лучшим вариантом в данной ситуации, но ничего другого Паша не придумал. Впрочем, его боевым товарищам было абсолютно все равно, как выглядит Паша. Даже Сдевит смотрел на него с уважением, а Мигэль и вовсе аплодировал.
Со смертью вражеского мага рассеялись и его чары. Во-первых, Мигэлю и Ясмине в полной мере вернулась их власть над магией, во-вторых рассеялись и отводящие взгляд чары. Совсем недалеко обнаружилась стоянка разбойников.
Далее последовало банальное мародерство, которое принято называть сбором трофеев. Сдевит упрямо собирал оружие, обрубая древки копий. С неохотой он делился с греками, те, впрочем, не брали больше, чем могли унести. Паша же сделал упор на обыск мага и его вещей, но ничего интересного найти не удалось. Пару пучков трав, несколько клочков бересты с неясными письменами да еще один набор лохмотьев, которые предпочитал носить покойный. Зато нашлись деньги. Их было не так много, как хотелось бы, однако и они, осев в карманах, приятно тяготили их. Кроме того в лагере разбойников паслись и лошади, очевидно предназначенные для перевозки грузов, так как седел для них не нашлось. Паша не очень-то хотел давать грекам лошадей, но, все-таки, они храбро сражались, к тому же им еще предстояло идти до Киева. Потому все три чалые лошади отошли грекам.
В лесу начинало темнеть, однако Паша решил, во что бы то ни стало пройти несколько километров, чтобы не останавливаться около места битвы, которое дышало смертью. Туда в скором времени могли нагрянуть падальщики, или же друзья убитых. А новых встреч с врагом никто не желал. К тому же Сдевит и один из греков были ранены. Мигэль смог лишь остановить кровь и стянуть концы ран, очистив их от возможного заражения. Но на полное излечение у него не хватило сил и времени.
– Все, остановимся здесь, – скомандовал Паша, останавливая коня, – Если здесь и есть разбойники, то видят они ничуть не лучше нас.
Перед сном Паша стал обдумывать произошедшее. Для начала он задался вопросом, почему каждый лес всенепременно обязан быть нашпигован разбойниками и какого черта с ними никто не борется? Потом его заинтересовало, отчего его путь постоянно преграждают различного рода враги, причем делают они это с завидным постоянством и неистовым рвением. Он все еще не привык, что его жизнь постоянно находится в опасности, что она может быть не такой однообразной, нудной, пусть и безопасной. В его понимании приключения не могли сыпаться на голову, как осенняя листва. «Должно быть так интереснее. Вот только кому?»: подумал он, сомкнув глаза.
***
Из леса отряд выбрался без приключений. Быть может, разбойники просто не догнали их, а может, забоялись. В последнее Паша не верил, но и других вариантов не видел.
Снег весело скрипел под копытами, а отряд не менее весело скалился открытому небу. Всем надоел сумрак леса, и теперь они желали вдоволь насладиться солнцем и морозным ветерком.
Вскоре они достигли развилки. В Киев Паша все еще не захотел, хоть и было грустно расставаться со Сдевитом. Тот эмоций не показывал, но Паша надеялся, что свой след внутри мужественного гарда он все же оставил. Они расстались на распутье, Сдевит и греки двинулись на северо-восток, северо-запад же раскинул свои просторы перед Пашей и его спутниками.
В этом направлении они двигались около недели, минуя деревни и хутора. Городов почти не встречалось, и Паша почему-то не хотел входить ни в один из них. И хоть каждый соскучился по теплу и уюту людского жилища, эту его прихоть никто не решался оспорить.
Дорога тянулась далеко за горизонт белой, местами грязноватой, лентой. Они шли по болотам, которые пересекали зимние пути. Иногда льды не выдерживали, и окрашивали мутной водой белое полотно дороги. За неделю пути Паша встретил не менее десятка возов, зачастую они были тяжело нагружены, а потому и проламывали некрепкий болотный лед.
В каждой из попутных деревень отряд останавливался на ночлег и для пополнения провизии. К тому же от жителей можно было услышать свежие и не очень
