если двое решили жить в одном гнёздышке, бывает, подружки собираются вокруг и поют для них. Когда вы будете обниматься, мы станем петь для вас. Тогда это будет даже приятно. Радоваться за вас и вашим чувствам.
У Лалы глазки так и заблестели, словно огоньки.
– Ой-ёй-ёй! – восхитилась она. – Это очень романтично! Очень! Конечно да! Это замечательно и мило. Нам будет очень приятно. Только если вам это не трудно.
– Нисколечко не трудно, Лала, – заверила Мияна. – Наоборот, лишь украсит нам день. Это превратит всё в праздник, в торжество во славу двух любящих сердец. Куда мы приглашены. Заодно так мы не будем ощущать себя лишними на вашем свидании.
– Ну, у нас вообще-то не свадьба, чтобы петь свадебные песни, – поделился Рун своим сомнением с Лалой чуть смущённо.
– Ну и что, суженый мой, – ответствовала она ласково. – Это самое романтичное, что только можно себе представить. Мы мокренькие, стоим посреди водички на дивном озерце, обнимая друг дружку, одни, вдали от всех, от цивилизации, а русалочки воспевают наши отношения, радуясь за нас. Романтичнее этого даже нельзя ничего вообразить себе, Рун. Такого ни у кого не было из фей. Ни у кого! У и людей, я думаю, тоже. Будет только у нас.
– Ну хорошо, – сдался он.
Личико Лалы сделалось серьёзным.
– Теперь бери меня на ручки и неси в водичку, – взволнованно проговорила она.
Рун вдруг почувствовал себя очень счастливым. Светло-светло стало на душе. Вроде и до этого было прекрасно, а сейчас прямо согрело внутри, словно там печечка зажглась. Он разулыбался, подхватил Лалу на руки. Она тоже разулыбалась ему, глядя доверчиво, и нежно, и тепло, и много-много чувств приязненных как всегда виднелось в её дивных очах. Он осторожно зашёл с ней в воду по пояс. Сколько-то времени стоял, молча, и смотрел на неё, любуясь, а она смотрела на него. Он аккуратно поставил её на ножки. Она продолжала смотреть на него неотрывно, в ожидании.
– Окунаемся? – шепнул он, не очень понимая, чего она ждёт.
Лала покачала головой отрицательно.
– Нет, – тихо промолвила она. – Мы достаточно мокренькие. Обними меня скорее, Рун.
Он прижал её к себе. Сейчас же вокруг них на отдалении шагов десяти вынырнули шесть русалок, высунулись по пояс из воды и негромко запели. В их пении не было слов, просто мелодичные звуки девичьих голосков, приятные и чарующие, разносились над водой, проникая прямо в сердце и порождая там что-то, что-то очень хорошее.
– Ох, держи меня, Рун, – пролепетала Лала. – А то я утону.
– Держу-держу, – отозвался он с нежностью, забыв обо всём. О суше, о русалках, о проклятье, о чайках, что парили в вышине, о том, что расставание неизбежно. Сейчас здесь были лишь она и он. И пение, ласкающее душу гармонией нот дивных. И вода. В которой отражалась бесконечная синева неба.
***
Наступил следующий день. Последний день свидания на озере. Рун и Лала уже проснулись, но не вставали, лежали в шалашике, наслаждаясь негой отступающей дрёмы и объятиями друг друга.
– Столько обнимались за эти деньки. И ночечки. Прямо медовый месяц какой-то у нас, – порадовалась Лала
– Ага. Только без мёда, – усмехнулся Рун.
– Тебе что, недостаточно сладко со мной, заинька? – с юмором посмотрела она на него.
– В медовый месяц жертвы позволены. Жениху. Вот это я понимаю, мёд на устах, – шутливо посетовал он с мечтательностью.
– Ох, Рун, когда же ты успокоишься наконец со своими жертвами, – улыбнулась Лала.
– Когда их получу, не раньше, – весело поведал он.
– Их? Ты думаешь, их будет больше одной?
– Я даже и не сомневаюсь в этом.
– Ну, не сбейся со счёта, подсчитывая мои долги, – рассмеялась Лала. – Сколько там уже набралось? Раз… и кажется всё.
– Это потому, что я сильно добрым был, прощал тебе, – парировал Рун. – Вот перестану, тогда и поглядим. Я даже боюсь вообразить, сколько их может набраться. Не удивлюсь, если сотня или две. О-о-о, даже прям хочется представить себе это. Как это будет. Пришла пора расстаться, и тут наступает время расплаты. Одна жертва. Затем другая. И ещё, и ещё. И каждая настоящая, без увёрток. Проходит час. А мы всё жертвуем друг другу. Как тебе такое?
Лала посмотрела на него пристально, покраснев. И её личико погрустнело.
– Обидел я тебя, милая? – озабоченно спросил Рун, заметив перемену в ней.
Она не ответила.
– Обидел, – совсем сник Рун. – Я не со зла, по недоразуменью. Просто не предполагал, что это может тебя так задеть. Иначе не сказал бы ни за что. Подобного. Простишь ли ты меня? Прости пожалуйста.
Лала вздохнула.
– Рун, для меня это так серьёзно. Это жертва. Большая. А ты насмехаешься над ней, – проговорила она с печальным укором.
– Лала, для тебя это жертва. А для меня счастье, – объяснил он чистосердечно. – Я не насмехаюсь. Я мечтаю. Я бы хотел, чтобы так произошло. Я знаю, так не будет. Но если б было… Что же мне теперь и помечтать даже нельзя? Была бы ты хорошая фея, ты бы исполнила столь доброе желание.
– Так я плохая теперь? – мрачно поиронизировала Лала.
– Ты очень хорошая. Просто… это же тоже нелегко, быть женихом понарошку, когда всей душой жаждешь быть по правде. Немножечко помягче могла бы относиться к кавалеру.
– Ладно уж, мечтай дальше, – смилостивилась Лала, оттаяв. – Только тоже будь помягче. В вопросе жертв. Не шути над ними так. Я ведь… сама не уверена насчёт того, сколько их наберётся. Вдруг как и правда много. Для меня это совсем не шутки, Рун. Одна жертва – это дар. А много… Это стыдно очень. Ты как бы намекаешь, что я бесстыдница, когда так шутишь.
– Я понял, красавица моя, прости, – ласково повинился он. – Я тебя точно не считаю бесстыдницей, ни за что я так не подумаю о тебе. Ты знай это, хорошо?
– Хорошо, – умиротворённо ответствовала она, снова воссияв счастьем.
Ненадолго наступила тишина. Лала прижалась плотнее, пристроилась поуютнее. Рун погладил её по плечику.
– Лала, – позвал он.
– Что, мой львёнок?
– Можно кое-что узнать? Про жертвы? Я не в шутку.
– Да.
– Если ты вернёшься в свой мир нескоро… Ты только не обижайся. Я просто предполагаю, с твоей тягой к колдовству… Вдруг тебе и правда придётся жертвовать много. Я… у меня воображения не хватает представить, как это может происходить. И что я должен чувствовать при этом. Но ты пожалуй станешь горевать. А значит… мне тяжело будет принять это. Эти жертвы. Ничего приятного в них не будет.
– Я поняла, Рун, – отозвалась Лала с теплотой. – Ты прав. Хорошо, что мы об