Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Крестовый перевал
В девять утра почти вслепую, обессиленные, дотащились до вершины. И погода снова переменилась. Ветер неожиданно стих. Показалось солнце. Сизые туманы, словно змеи, притаились у подножия гор, шипели, извивались кольцами. Слева от дороги Анна увидела крест с надписью, гласившей, что его поставили в 1824 году на самой высокой точке. Он дал название всему перевалу.
После краткого отдыха Энн и Анна залезли в ледяную кибитку и двинулись к Гуд-горе по каменистой тропе. Весной ее заметали снега. Проводники как могли ее расчищали, но идти по ней можно было только друг за другом, затылок в затылок. Боязливые дамы обычно оставались в повозках, и проводники их перетаскивали на руках, ухватившись за цепи и канаты, обмотанные вокруг колес. Иногда случались снежные обвалы, лошади, повозки с пассажирами срывались в пропасть.
Судьба и погода к англичанкам благоволили. Стоял мертвый штиль, но мороз был лютый. Там, где тропа сильно сузилась, они, повинуясь команде офицера, вышли из кибитки и собранно, терпеливо и осторожно, без паники и плача, засеменили вперед. По пути у повозки сломалось колесо, но что такое колесо в сравнении с разбитыми телегами, изорванными баулами и падшими клячами, примерзшими ко дну страшной пропасти. «Это самая скверная часть пути. Узкая дорога вдоль отвесной скалы и обрыва в 300 или 400 футов. Внизу — речка Арагви. Она вьется словно серебряная нить и течет в Тифлис».
Дальше идти стало легче. Дорога расширилась. Они прибавили шаг — хотелось быстрее пройти гиблое место. Справа, в сугробе, Анна заметила пестрое пятнышко. Подошла, наклонилась поднять — это была крохотная овсянка, с желтым хохолком, красной грудкой и золотисто-коричневыми подпалинами, необычно яркая среди этого мертвого белого небытия, будто апрельский блик, случайно оброненный рассеянным солнцем. Птичка беспомощно трепетала крыльями, открывала клюв, часто дышала — она умирала. Еще одна жертва жестокого Кавказа. Анна аккуратно положила ее в сугроб. И после долго думала о ней — несчастной, хрупкой желтой овсянке, сбившейся с пути, обессилевшей и одиноко умиравшей в снегу.
Через Мцхету
Вышло солнце, и сразу потеплело. Они наконец спускались в долину — к селу Кайшаури. Здесь начиналась Грузия, диковатая, диковинная, пестрая, изумрудно-зеленая, по-восточному умиротворенная, расслабленная — настоящий подарок после изматывающих дней на перевале. «Сакли здесь не такие, как в Казбеги. Там — из скучного серого камня, с дырой для дымохода. А здесь — с плоскими, покрытыми гравием крышами, но вместо дымохода — просторные сквозные галереи на деревянных столбах-опорах, с одной, а иногда и с трех сторон. И дома здесь тоже иные, чаще двухэтажные, высокие, с галереями на втором этаже. Горы до самой вершины покрыты здесь лесом. Люди всюду работают — пашут землю».
Вид Мцхеты. Рисунок Бланшара. 1861 г.
В Кайшаури они не встретили ни одного бедняка. Столкнулись только с поляком, пьяницей и пройдохой, разжалованным за какой-то проступок. Он служил смотрителем на почте, бессовестно побирался, шантажировал, зло требовал дать ему «пур буар», «на выпивку». «Клянчил у меня деньги. Я отказала. Пригрозила жалобой начальству. Эти польские станционные смотрители и почтальоны — ужасные существа».
Переночевали в Пасанауре и утром приехали в Ананури. Старая крепость эриставов, правивших этими живописными местами в XVI–XVII веках, одиноко возвышалась над блесткой бирюзовой Арагвой и пенными волнами мшистых скал. Смуглая каменная Успенская церковь напоминала резную изящную ростру ветхозаветного корабля. «Ананури — самая красивая крепость из всех мною виденных», — написала Анна и на полях дневника набросала силуэт башни, донжонов и стен.
Силуэт монастыря Джвари у Мцхеты. Рисунок Анны Листер Calderdale, West Yorkshire Archive Service, SH:7/ML/E/24/82
В Душети, поднявшись к щербатой крепости, подруги упоенно наблюдали дикую свирепую красоту и переводили ее на бледный язык своих чертежей и рисунков. Поглощенные этим занятием, они не сразу услышали, как кто-то сзади пару раз их окликнул. Это был местный офицер, грозный и неулыбчивый. Рявкнул что-то по-русски, потом по-немецки — Листер подозвала Георгия, тот перевел: «Рисовать здесь запрещено. Сие место государственной важности». Им и раньше так говорили — служащие и чиновники и даже деликатные прохожие застенчиво шептали, что срисовывать здания, того, нельзя и копировать планы строений, понимаете ли, тоже того — не дозволяется. В России все чего-то боялись, иностранцев почитали шпионами. Суровый офицер тоже так думал и скомандовал немедленно предъявить паспорта. Англичанки подчинились. Он долго вертел бумаги, бурчал, шевелил тараканьими усищами и вернул, вежливо, даже с легким поклоном, — все в порядке, он ошибся и приносит извинения. «Офицер был так груб и неучтив, что я сочла уместным не отвечать ему, только склонила голову».
И все-таки Листер не удержалась — подъезжая к Мцхете, начертила в дневнике силуэт благородной руины, монастыря Джвари, одинокого, гордого каменного витязя, охранявшего древнюю столицу Грузии. Во Мцхете короновали и хоронили царей. Вахтанг Горгасали, правитель Иберии, воздвиг громадную Успенскую церковь, на месте которой в XI веке католикос Мелкиседек построил величественный Светицховели, церковь Двенадцати Апостолов, настоящее архитектурное чудо. Неподалеку возвели Самтавро — храм и усыпальницу, полную древних костей и святынь. Но время шло, пышные легенды обратились в глиняные черепки, хрустевшие под ногами невнимательных уставших путников. Теперь Мцхета была обычной деревушкой — унылой, сонной и пустой. Прошмыгнул, грохоча пустой арбой, шалый крестьянин, прошаркала с ведром черная горбатая старуха — зло зыркнула на англичанок, буркнула что-то вслед. Никто им, к счастью, не мешал ходить, измерять черепки, рисовать. «[Церковь Двенадцати Апостолов] когда-то красивый старинный храм, но сейчас целиком на реконструкции — экстерьер уже закончен, интерьер закончат этим летом. И теперь, если не считать нескольких кусков античной скульптуры, это совсем новая, красивая церковь в византийском стиле, стоящая посреди руин. Среди сохранившихся древних скульптурных элементов — изображение святого Георгия и змия, на восточном фасаде — фигура тигра и под ней — две головы лошади, а также фигуры ангелов и две клюющие птицы. Нам сказали, что двери закрыты и внутрь не попасть. Я подошла к одному священнику, отвела его в сторону, вытащила кошелек — и дверь открылась. Здесь один центральный и два боковых нефа. Весь интерьер расписан фресками. На южной стороне — изображение зодиакального круга с лодкой вместо рыб. Эту фреску тоже обновят — то есть создадут новую, точную копию старой. На восточной стороне, в подкупольном пространстве, над алтарем — гигантская фреска, которая меня очень впечатлила. Вижу такую впервые».
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
