— Сэнди, — сказал я в микрофон. — Сейчас чутка погремим — скажешь, как слышно.
Она махнула рукой. При нормальных обстоятельствах можно было бы спрыгнуть со сцены и спеть из зала, слушая тот же звук, что остальные, но здесь не было динамиков. Из зала я бы услышал только пацанов. Блин, сколько непредусмотренных технических сложностей! Надо было меньше бухать и больше готовиться. Ладно уж. Не бог весть какой концерт. Ну да, последний. Даже если я слова забуду, он не будет худшим в моей карьере.
— Звук проверим, — сказал я пацанам. — Начало, десять секунд.
— А смысл? — тут же встрял Иствуд. — Не проще в процессе сориентироваться?
— Покажи мне, как ты будешь регулировать громкость, играя свою партию. У тебя ж там безразрывно идёт, у меня тоже. А у меня микрофон ещё.
Иствуд поморщился, но кивнул и посмотрел на Рому. Рома от ужаса, казалось, вообще ничего не соображал.
— Десять секунд стучать, понял? — передал ему Иствуд. — Давай, начинай!
Рома тяжело сглотнул. Иствуд щёлкнул рычажком на своей гитаре, я подрубил свою, провёл по струнам. С удовольствием прислушался к резкому звуку, раскатившемуся по залу. Народ начал поворачиваться.
Закрыв глаза, Рома три раза стукнул палочками друг о друга и яростно грянул. Мы с Иствудом вступили как по команде. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Первый-первый, я второй, как слышно? — проговорил я вместо слов песни. Не сливать же сразу всю интригу. Борзеть тоже слишком не надо, не на репетиции ведь, набело играть пришли. — На мели мы налима лениво ловили, меняли налима вы мне на линя...
По моей отмашке Иствуд заткнулся, а Рома продолжал наяривать с закрытыми глазами. Остановил его только ствол револьвера, приставленный ко лбу.
— Сэнди, ну как? — спросил я.
Зрительская масса начала заводиться, ворчать. Их плохо развлекли. Мы осмелились прийти на пресс-конференцию к звёздам неподготовленными. Ответа Сэнди я не услышал.
— А ну, заткнуться! — рявкнул я. — Не надо меня выводить. Иначе у меня будет стресс. А в стрессе я страшен, как сам п**дец.
Офигевший люд ненадолго притих, и Сандра до меня докричалась:
— Голоса почти не слышно было! Гул этот — вообще всё забивает.
— Ясно, спасибо. — Я повернулся к Иствуду. — Так, ковбой, прикрути фитилёк на четверть. Ну-ка, дёрни струнку? Чу-у-уть громче. Ай, хорошо. Ромыч — красава, хорошо стучал, давай сейчас так же.
Сам я слегка убавил обороты своей гитаре. Микрофон стоял на максимуме. Значит, надо будет его прокачивать, раз уж он даже в таком смешном зале не тянет... Ну, кто-нибудь другой будет уже прокачивать.
— Всё, пацаны, погнали, начисто, — сказал я. — Ро-о-ом?
На этот раз Рома жмуриться не стал. Он посмотрел на меня так, будто собирался в последний бой против превосходящих сил противника, к тому же абсолютно трезвым. И кивнул.
Раз, два, три...
Раньше, на репетициях, я постоянно прислушивался к себе, к Роме, к Иствуду. Искал лажи, думал, как улучшить, что изменить. Но сегодня я позволил себе раствориться в музыке. Всё исчезло. Вся эта виртуальная хрень, люди в зале, люди у меня за спиной, я сам, микрофон, сцена, гитара. Не было ничего, был только один сплошной поток звука, который стремился из ниоткуда в никуда, и я был его частью.
Три минуты, что длилась песня, пролетели, как миг, но в этом миге я прожил вечность. Ярко помню, как в нужном месте исчезли гитары, и на фоне нежно позвякивающей тарелки мой голос не пропел даже, а произнёс:
— И мы знаем, что так было всегда.
Громовой аккорд Am раскалывает вселенную и стихает, уступая неизменной тарелке.
— Что судьбою больше любим...
Ещё один аккорд — C.
— Кто живёт по законам другим.
Теперь настал черёд Dm.
— И кому умирать молодым!
Барабаны взорвались и рассыпались какой-то немыслимой дробью. Бас тщетно старался не отстать от них, на ходу зародить что-то более сложное, чем то, что было на репетициях. Но всё закрыла выкрученная на максимум ритм-гитара, и ураган музыки понёс слова дальше:
— Он не помнит слова «да» и слова «нет»,
Он не помнит ни чинов, ни имён!
И способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это — сон!..
Когда поток иссяк, у меня было такое чувство, словно я умер и сейчас постепенно прихожу в себя. Как в самом начале, когда я очнулся и увидел своего братца.
Но братца не было. Я стоял на той же самой сцене. И первым свидетельством того, что всё минувшее не было приходом, стали уведомления:
Вы расплатились за заказ
Навык Гитарист: +1
Навык Вокалист: +1
Опыт: + 120
Репутация группы: +20
Ваша специализация изменена на Рок-Музыкант
— Ну слава тебе, Господи, — сказал я в микрофон. — Хоть бардом не помру.
А потом начались аплодисменты.
Я стоял на сцене, улыбаясь, как дурак, и едва сдерживал сентиментальные слёзы. Этот день был прекрасным. Возможно, лучшим днём за всю мою грешную жизнь. Осталось только не испортить его, дотянуть до конца это удивительное ощущение праздника, и...
— Молодец, Мёрдок! Все молодцы, парни! — Дон прошёл к самой сцене и стоял, оглушительно хлопая в свои здоровенные ладоши.
— Ты-то как кабак свой бросил? — рассмеялся я.
— Да х*й на него! — захохотал в ответ Дон.
Сандра хлопала стоя и улыбалась. Вивьен и Коля старательно ей подражали. Секунду ещё я позволил себе купаться во всём этом, а потом повернулся к пацанам.
— Это всё мы, ребята, — сказал я. — Мы втроём. «Благодарные мертвецы»! Разве ради этого не стоит жить, а?!
Что бы они там себе ни думали до сих пор, в этот момент оба знали, что только ради этого и стоит жить.
TRACK_65
Пиво лилось рекой. С одной такой бочки, как стояла у меня дома, я раньше умудрялся поить всю толпу у себя в кабаке на протяжении суток, а дома у меня собрались только избранные. Правда, избранных оказалось до идиотизма много, но всё ж таки — не весь город.
Официальную часть я скомкал и завершил за пару минут. Удачно получилось, что все уже пришли из кабака и были достаточно разогретыми, чтобы сразу включиться в торжество. Я с кружкой стоял у входной двери и наблюдал за тем, как нарисованное солнце догорает за горизонтом, а пьяная в дрова Экси заигрывает с Иствудом, который, судя по выражению лица, всерьёз подумывает пустить в ход револьвер. Да и кто его осудит? Я — так точно нет.
— Счастлив? — спросила Сандра, встав рядом со мной с бокалом вина. Пиво она игнорила, видимо, душенька просила торжественности.
