Я прикрыл глаза и вздохнул:
— Генерал, вы меня сделали. Легко и непринужденно.
Юденич беззаботно махнул рукой:
— А, пустое, господин Егоров. Давайте лучше послушаем, как Василий Васильевич видит решение задачи, которую вы перед ним поставили. Мне тоже интересно.
Леонтьев на эти слова рассмеялся:
— И ты, Брут…
Потом снял очки и тщательно их протер. Решительно водрузив их на переносицу, посмотрел мне прямо в глаза:
— Естественно, вы понимаете, Андрей Егорович, что вот так, с ходу, я не могу дать вам продуктивный ответ, и мне необходимо время?
— Конечно, понимаю.
— Сколько вы его мне можете дать?
— Скажем, три месяца. И может быть, вам для более тщательной отработки вопроса подключить группу молодых талантов, которые появились у Николая Николаевича?
Я повернулся к Юденичу:
— Вы не против, генерал?
Николай Николаевич согласно кивнул головой:
— Я предоставлю эту группу в распоряжение господина Леонтьева.
Василий Васильевич еще раз на меня внимательно посмотрел:
— Да, помощь такой группы была бы своевременна. И срок меня устраивает. Но, если вы желаете, я могу сейчас высказать свое соображение по теме, которая, казалось бы, не связана с вашим… гм… факультативным заданием, но имеет очень большое значение, скажем, если такие планы пришлось бы воплощать в жизнь?
— С удовольствием вас выслушаю.
Леонтьев снял очки и потер дужкой переносицу:
— Вопрос элиты, господин Егоров.
— Простите?
Директор «Росс Кредита» вздохнул:
— Вопрос элиты, Андрей Егорович. Здесь все очень завязано. Интересы государства, их отстаивание, защита. Продвижение интересов государства во внешней и внутренней политике.
Мы были все свидетелями того, как элита Империи к 17-му году не смогла выполнить свое предназначение, не смогла вовремя модернизировать страну, не смогла на себя взять функции двигателя государства и общества. Не смогла ответить на вызовы, которые перед ней поставила история. На мой взгляд, именно это и явилось тем фактором, что в Империи произошел переворот. Элита банально прогнила. Она перестала чувствовать кровную связь между собой и интересами государства. Это так просто и сложно в то же время. Грубо говоря, имея накопленные богатства на какой-то территории, которые в современном обществе называются государством, элита должна пресекать экспансию извне на ее собственность, организовывая для этого общество через государство. Или сама организовывать такую экспансию, опять-таки формируя общество. Но, учитывая, что у других государств тоже есть элиты, они начинают между собой смертельные гонки, бросая друг другу вызовы. Это и есть один из путей развития экономики. Я не говорю, что главный, но уверен, что один из основных, из-за которых одни государства вырываются вперед, имея соответствующую элиту, а другие безнадежно отстают.
Понимаете, в настоящее время в Советской России уже возникла псевдоэлита. Но я лично считаю, что отстаивание интересов государства на уровне идеологии — бесперспективно. Уйдет это поколение революционеров-идеалистов, и все повалится, просуществовав какое-то время еще по инерции. Два-три поколения — и дети и внуки этой псевдоэлиты возжаждут собственности, прикрываясь идеологическими лозунгами. Ну а поскольку они реальных богатств до этого не имели, то они в своем развитии, как элита, отстанут также на два-три поколения.
Поясню свою мысль. Эта новая элита будет упиваться возможностями вновь обретенных материальных ценностей. А вот другие элиты уже прошли этот этап «упивания». Они занимаются более реальной и прозаической вещью — экспансией. Их планы и действия будут изощреннее, продуманнее и коварнее, чем могут быть планы этой новой постсоветской элиты. Той придется только обороняться, и я не думаю, что это всегда у нее будет удачно происходить.
Леонтьев на минуту замолчал.
— И, Василий Васильевич?
Директор «Росс Кредита» вздохнул:
— Собственность. Вопрос собственности, господин Егоров. Чем раньше решить этот вопрос в нынешней России, тем для нее лучше. Необходимо возвращать частную собственность. Но сразу оговорюсь, что старую, имперскую элиту на пушечный выстрел нельзя подпускать к собственности в России. Они опять все прогадят. Надо формировать новую элиту, которая будет чувствовать кровную связь между собой, государством и гражданами, эту страну населяющими. Ответственную элиту. Как это сделать, есть несколько вариантов. Но если вы позволите, об этом я вам скажу через три месяца.
Я задумчиво на него взглянул. Однако… Ладно, пусть начинает работать. Посмотрим, что он мне предложит.
Мы обговорили еще несколько второстепенных вопросов, и я стал прощаться. Генерал сам пошел проводить меня до дверей. Мы тепло расстались, перед тем как я сел в машину начальника службы безопасности.
Когда автомобиль тронулся, тот меня спросил:
— Будут какие-то пожелания, Андрей Егорович?
— Будут, капитан. Пригляни за Леонтьевым и Юденичем. У них явно сложилось свое мнение по тому, что происходит. Но очень не хотелось бы, чтобы они этим мнением поделились с кем-то со стороны в течение ближайших двух месяцев. А потом это будет не важно. Но пригляди очень корректно и ненавязчиво.
— Пригляну. Не волнуйтесь, все будет в порядке. Куда вас везти?
— Вези до ближайшей безлюдной подворотни, Петр Михайлович…
Машина плавно отъехала от здания банка, набрала ход и скрылась за углом…
Европа отгуляла Рождественские праздники, проводила старый, тридцать третий, и вступила в новый, тридцать четвертый, год, внезапно начавшийся с непонятных событий.
Законопослушные граждане не успели выйти на работу, как на них обрушился шквал новостей.
Началось все с газет и журналов, подотчетных «Обществу ревнителей русской истории». Те внезапно начали обсуждать стабильность английского фунта стерлингов и доллара США. Эту тему так же внезапно подхватили некоторые ведущие европейские газеты. Правительства, первую неделю не обращавшие на происходящее внимания, на вторую озаботились и поручили вторым лицам из министерств финансов выступить с опровержениями слухов. Для чего последние пригласили к себе представителей прессы.
Этого, как оказалось, и ожидали возмутители спокойствия. Их вопросы при интервью были построены так, что чиновникам волей-неволей пришлось как бы оправдываться. При этом создавалось мнение, что они утаивают от общественности что-то важное.
Дальнейшее пошло нарастать как снежный ком. Уже опираясь на слова финансистов из интервью, которые выглядели как утаивание, представители второй древнейшей профессии вбросили в информационное пространство ряд статей, основным посылом которых было: «Что утаивает наше правительство от нас в отношении ведущих валют мира? И не пора ли нам самим о себе побеспокоиться, поменяв нестабильные банкноты на вполне реальное золото?»
