Добило же меня появление в зале пары самых настоящих лебедей в перьях, которых внесли на огромных овальных серебряных блюдах. А затем торжественно водрузили одного между мной и Демьяном, а второго – на противоположенную, «женскую», сторону праздничного круга столов, у тётке Марфе и Ольге Васильевне.
– Это ж… лебеди! – я разве что не квадратными глазами посмотрел на старейшину. – Ведь сейчас Сезон Уробороса! Откуда?
– Подарок это! – посмеиваясь, ответил старик, хитро поглядывая на меня. – От молодой Княжны Московской Князю клановому Бажовых! В честь победы на смертном ристалище!
– А она меня потом, случаем, не спросит, – с сомнением посмотрел я на Демьяна. – Как там поживают её любимые Длинношей и Белокрыл?
– Не спросит, – отмахнулся от моих подозрений мужчина. – Их в Кремле исключительно для кухни княжеской разводят.
– Даже так? А я думал, их только для красоты держат…
– Ну а то! – усмехнулся старейшина и махнул рукой в сторону белоснежного красавца, обложенного цветами, вырезанными из каких-то фруктов. – Печёный лебедь – одно из древнейших традиционных праздничных блюд почти во всех кланах, имеющих к тому же сакральное значение! Это одна из немногих птиц, которых духи седьмой дорогой обходят. Да и мастерство определённое нужно, чтобы вот такого вот красавца приготовить.
– Да уж… – согласно покивал я. – Никогда не думал, что птицу вот так вот прямо в перьях в можно в печь ставить.
– Знаешь, Антон, – крякнул старик, – сомневаюсь я, что его, как ты сказал, готовят… Но тут я всё-таки не знаток! Знаю только, что прямо так его не едят и нужно дождаться, покуда его как надо не разделают, да на тарелки не положат. А вообще, если интересно, ты у Зиновьи Патрикеевны спроси, ну, или у Кларочки с твоей Алёной. Они вроде обе на кухне были.
– А… Зиновья Патрикеевна – это же… – я напряг память, вспоминая высокую строгую женщину чуть старше Марфы. – Она же одна из Хранительниц Очага?
– Ну да, – кивнул Демьян. – А заодно главная наша главная стряпуха!
– Неужели это она с девочками такую красоту сделали? – удивился я, повнимательнее присматриваясь к стоящему перед нами необыкновенному блюду.
– Нет, что ты! – замахал руками старейшина. – Она, конечно, мастерица знатная, да вот всё больше по простой дичи да по повседневной еде специалист. Сам понимаешь, прошлое у нас перекатное было, тут не до лебедей. Говорю же, подарок это тебе от Княжны. Самих птичек к нам на летуне один из княжеских поваров привёз, он же с поварятами своими эти блюда справил, пока женщины наши да девушки остальной пир готовили.
«А ещё следили, чтобы мы потом с лебедей этих не потравились!» – понял я по тону Демьяна то, что он не стал высказывать вслух.
Разговор пришлось прервать, потому как к моему соседу подошёл один их наших чародеев и ненадолго, пока не началось застолье, отозвал его в сторону на разговор, в котором принял участие и подошедший к ним старейшина Ланских. Из той группы этого клана, что безоговорочно поддерживали Ольгу Васильевну. Игнат тоже куда-то отлучился, правда, ещё до того как принесли лебедей, так что я, можно сказать, остался предоставленным самому себе.
А потому полез во внутренний карман и достал оттуда небольшую коробочку, обвёрнутую бархатной тряпицей. Подарок от Хельги, который передал мне вместе с поздравлениями и заверениями в дружбе представитель клана Громовых, явившийся незадолго до начала праздника.
Естественно, что, как и положено, мы разослали приглашения всем тем, кто в Храме выступил на нашей стороне спора. Вот только время сейчас в Москве творилось такое, что заранее было понятно, что вряд ли кто прибудет на праздник. Даже девчонок, как в городе стало поспокойнее, увезли в их кланы, и ещё непонятно, отпустят их прямо в понедельник к началу занятий в Академии или нет.
Так что праздновали только мы, да ещё примерно такая же группа Ланских. Впрочем, массовые отказы, пусть и с извинениями, на которые в обычное время можно было бы и обидеться, сейчас воспринимались вполне естественно. К тому же, как я уже сказал, были вполне ожидаемы. Но вот разнообразные подарки с поздравительными письмами доставлять начали буквально с самого утра.
То послание, которое я получил от Хельги, пусть и было написано в самом что ни на есть строгом стиле, а всё равно буквально кричало: люблю, соскучилась и изволновалась! Жду не дождусь нашей встречи. Да и смысл был в общем-то такой же. Ну а к нему прилагалась эта коробочка, в которой лежал простенький на вид самодельный браслетик из серебряных шнуров.
Подарок вроде бы незамысловатый, но приятный сам по себе, ведь понятно, кто его сделал и для кого. К тому же, как оказалось, очень даже полезный и, можно сказать, со смыслом. Главное, уметь читать «язык» переплетения нитей. Есть такое благородное искусство из тех, в котором разбирается большинство клановых женщин и мало кто из мужчин. Вроде того же «языка» цветов и искусства чтения узоров на расшитых праздничных одеждах, которые зачастую несут больше информации, нежели татуировки на матёром каторжнике.
Так вот, как мне поведали, плетения фенечки несут в себе почти то же самое, что я прочитал между строк в письме. Только ещё и с намёком, что если я даже её просто выкраду из родного клана, то Хельга, в общем-то, и не против!
Ну а, с другой стороны, наши женщины всё же предостерегли меня от необдуманных поступков по отношению к младшей Громовой, потому как браслетик, если и должен восприниматься, то только как некий завуалированный намёк. А не прямое указание к действию. Этакая небольшая позволенная клановым барышням девичья вольность в выражении чувств, на которую остальные могут и закрыть глаза.
А вот то, что наш кудесник обнаружил в фенечке чары «Электрического щита», уже можно воспринимать как вполне себе благоволение со стороны именно клана Громовых. Сама Хельга такой артефакт сделать не смогла бы ни при каких условиях, да и работа такая, что зачаровывал её явно профессионал. И пусть это защитные чары даже не среднего уровня, зато при активации разворачиваются они в разы быстрее изученного в школе купола. Что особенно важно, если учитывать мои особенности.
– Чего пялишься? – произнёс я, усмехнувшись лебедю, надевая на руку фенечку, глядя в его, казалось, осуждающе посматривавшие на меня стеклянные бусинки-глазки.
Затем хлебнул ещё медовухи и мысли с Хельги как-то сами собой перескочили на Наталью, о которой напомнила мне Ольга Васильевна. Но думалось не о былых к ней чувствах и тем более не о том, что Громова может оказаться такой же сволочью.
Меня как-то зацепили слова Ланских про ренегатов. Вот и крутилась в голове какая-то мысль, в то время как мы с печёным лебедем буквально гипнотизировали друг друга взглядами.
– А ведь что-то там было про «Садовников» и наш клан. Уже после всей этой заварушки с Ташей, – пробормотал я, прищурившись. – Что-то по поводу того, что мы такие же ортодоксы…
– Простите, Глава, что вы сказали? – спросила меня одна из наших женщин, проходившая мимо.
