* * *
Ребекка очнулась. Уже через минуту над ней склонился врач — крупный нос и большие руки. Широкая спина. В белом халате он напоминал переодетого кузнеца. Он спросил, как она себя чувствует. Она не ответила. За его спиной стояла медсестра с озабоченной миной и пыталась улыбаться. Монс стоял у окна и смотрел наружу, хотя вряд ли мог видеть там что-нибудь, кроме отражения палаты и себя самого. Крутил веревку жалюзи: то закрывал, то открывал, то закрывал, то открывал.
— Вам многое пришлось пережить, — сказал врач. — И в физическом, и в психическом плане. Сестра Мария даст вам успокоительного и обезболивающего, если вас по-прежнему беспокоит боль.
Похоже, это был вопрос, но она не ответила. Врач поднялся, кивнув медсестре.
Через некоторое время укол подействовал. Ребекка смогла нормально дышать, не испытывая боли при каждом вздохе.
Монс сидел рядом с кроватью, молча глядя на нее.
— Пить, — прошептала она.
— Тебе пока нельзя пить. Все нужное поступает через капельницу. Впрочем, подожди, я что-нибудь придумаю.
Он поднялся. Она тронула его за руку.
— Не сердись, — прошептала она.
— И не надейся, — ответил он и шагнул к двери. — Я зол как черт.
Вскоре Монс вернулся, держа два пластмассовых стаканчика. В одном была вода, которой она могла прополоскать рот, в другом два кубика льда.
— Ты можешь их пососать. — Он погремел кубиками в стакане. — Тут один полицейский, который хочет поговорить с тобой. Ты в состоянии?
Ребекка кивнула.
Монс жестом пригласил войти Свена-Эрика, который уселся возле ее кровати.
— Как девочки? — спросила она.
— С ними все в порядке. Мы приехали к избушке вскоре после того, как… как все закончилось.
— Каким образом?
— Мы вошли в квартиру Курта Бекстрёма и поняли, что должны срочно разыскать вас. О деталях поговорим позже, но мы нашли ряд неприятных вещей, в том числе в холодильнике и в морозилке. Так что мы поехали в дом в Курравааре — по тому адресу, который вы сообщили полиции. Соответственно, нам никто не открыл. И мы выломали дверь. Затем пошли к ближайшему соседу.
— Сиввингу.
— Он проводил нас до охотничьей избушки. Старшая девочка рассказала, что произошло.
— Но с ними все в порядке?
— Почти. Сара обморозила щеку. Она выходила на улицу, пытаясь запустить скутер.
Ребекка застонала.
— Я же сказала ей!
— Ничего серьезного. Они здесь, в больнице, со своей мамой.
Ребекка закрыла глаза.
— Я хотела бы увидеть девочек.
Свен-Эрик потер подбородок и посмотрел на Монса, который пожал плечами.
— Она ведь всего-навсего спасла им жизнь.
— Да-да. — Свен-Эрик поднялся. — Постараемся. Поговорим с дядей доктором и не будем говорить с дядей прокурором.
Свен-Эрик Стольнакке катил кровать Ребекки перед собой по коридору. Монс шел за ним, неся подставку с капельницей.
— Журналистка, которая взяла назад свое заявление, прицепилась ко мне, как клещ, — сказал Монс Ребекке.
Коридор перед палатой Санны и девочек казался жутковато-пустынным. Часы показывали половину одиннадцатого вечера. В холле, расположенном чуть в стороне, виднелось мелькание голубого экрана телевизора, но никаких звуков оттуда не доносилось. Свен-Эрик постучал в дверь палаты и вместе с Монсом отступил на несколько шагов.
Дверь открыл Улоф Страндгорд. Когда он увидел Ребекку, лицо его исказилось гримасой отвращения. Позади него появились Кристина и Санна. Детей не было видно — по всей вероятности, они спали.
— Все в порядке, папа, — сказала Санна, выходя из палаты. — Оставайся здесь с мамой и девочками.
Она закрыла за собой дверь и встала рядом с Ребеккой. Из-за двери донеслись слова Улофа Страндгорда:
— Именно она подвергла жизнь девочек смертельной опасности. И что, она теперь — героиня?
Затем раздался голос Кристины Страндгорд — слов невозможно было разобрать, только успокаивающее бормотание.
— И что из этого? — ответил ей Улоф. — Значит, если я столкну кого-то в полынью, а потом вытащу… так что же, я спас ему жизнь?
Санна состроила гримасу, глядя на Ребекку, словно желая сказать: «Не обращай внимания, мы все потрясены и устали».
— Сара, — произнесла Ребекка. — И Лова.
— Они спят, я не хочу их будить. Я передам им, что ты приходила.
«Она больше не позволит мне увидеться с ними», — подумала Ребекка и поджала губы.
Санна протянула руку и погладила ее по щеке.
— Я совсем не сержусь на тебя, — мягко проговорила она. — Я понимаю, ты сделала для них то, что тебе казалось правильным.
Рука Ребекки сжалась под одеялом. Внезапно она вырвалась из-под одеяла и схватила Санну за запястье, как куница куропатку.
— Ах ты… — прошипела Ребекка.
Санна попыталась высвободить руку, но Ребекка крепко держала ее.
— В чем дело? — спросила Санна. — Что я такого сделала?
Монс и Свен-Эрик Стольнакке вроде бы продолжали беседовать между собой, стоя чуть поодаль в коридоре, но было заметно, что их разговор начал зависать. Все внимание переключилось на Ребекку и Санну.
Санна сжалась.
— Что я такого сделала? — снова пропищала она.
— Не знаю. — Ребекка держала руку Санны так крепко, насколько хватало сил. — Расскажи сама, что ты сделала. Курт ведь любил тебя, правда? Хотя и по-своему. Может быть, ты рассказала ему о своих подозрениях по поводу Виктора? Как всегда, разыграла перед ним беспомощность и сказала, что просто не знаешь, как быть. Может быть, немного поплакала и добавила: как бы было хорошо, если бы Виктор просто взял и исчез из твоей жизни?
Санна дернулась, словно ее ударили. На мгновение что-то темное и чуждое промелькнуло в ее глазах. Гнев. Словно она пожелала, чтобы ее ногти превратились в стальные когти и она смогла вцепиться ими в Ребекку, вырвать из нее все внутренности. Но это был мимолетный проблеск — в следующую секунду ее нижняя губа задрожала, из глаз покатились крупные слезы.
— Но я же не знала… — проговорила она, заикаясь. — Откуда я могла знать, что Курт пойдет и… как ты могла подумать…
— Я даже не уверена, что это был Виктор, — сказала Ребекка. — Возможно, это был Улоф. Все это время. Но на него у тебя нет управы. И теперь ты снова будешь отдавать ему девочек. Я намерена сделать заявление. Пусть в этом деле разбирается социальная служба.
Они встретились на весеннем льду. Вернее, это была льдина — остаток того, чего уже нет. Сейчас между ними прошла трещина, и они унеслись каждая в свою сторону. С этим уже ничего нельзя было сделать.
