— Так у вас… — президент запнулся, словно боялся поверить. — У вас что, всё это время ничего не было?
Виолетта качнула головой, слишком неловко было о таком говорить.
— Я… — всё же решилась продолжить она. — Я думала, что больше никогда и никого не захочу и не смогу подпустить к себе, а сейчас, после твоего приезда… Сама не понимаю, почему так, но после наших с тобой стычек мне стало легче. Я будто победила свой внутренний страх, который сидел все эти годы глубоко-глубоко и не давал дышать. Всё потому, что причиной этого страха был ты. И чем больше я на тебя злилась, тем сильнее становилась. М-да, странно всё это…
— Да нет тут ничего странного, нет! — он наклонился через стол и ухватил ладони Виолы. — Я ведь тоже думал, что всё, конец. Но рядом с тобой я ожил, ожил, понимаешь? — он стиснул её руки ещё сильнее. — Вновь мужиком себя почувствовал. Тело снова откликается… на тебя! Впервые с той ночи. Только на тебя откликается, слышишь? И чем-то знакомым от тебя повеяло, тем, что я уже когда-то делал. Губы твои целовать захотелось, обнимать тебя, сжать так, чтобы в грудь мою впечаталась. И не отпускать… не отпускать ни к кому и никогда. Дурак, да? Лирики тут навёл, а тебе всего этого не надо.
Виолетта, ошеломлённая этими признаниями, не знала, что сказать.
— Рядом с тобой я снова становлюсь прежним, нормальным… — говорил он, лихорадочно поблёскивая очами. — Я к жизни возрождаюсь, хотя уже давно себя похоронил. Понимаешь теперь, почему прилип к тебе, как банный лист? Не могу отпустить, боюсь отпустить… хотя ты и требуешь, чтобы отстал.
— Но у меня… прости, у меня всё наоборот… — не смолчала она. — Я всего лишь научилась терпеть твои самые элементарные прикосновения и не вздрагивать. Ты же хотел, чтобы перестала шарахаться? Вот, не шарахаюсь больше. Пока я слушала, что говорил Сашка, в голове, в памяти что-то изменилось, словно встала на место мешающая деталь… по-другому всё ощущается… — Виола старалась действовать как можно мягче, чтобы сгладить ситуацию и не разъярить быстрого на подъём Гада, в котором всё больше говорили алкогольные пары. — Но этого недостаточно… это не то, чего ты от меня ждёшь…
— Виол, ты не спеши с ответом, не спеши… — просил он, всё ещё полный надежд. — Тебе просто нужно успокоиться, всё обмозговать. Я подожду…
Глава 44Тимур был искренен, Виолетта ясно это видела. Как и сказал, он действительно раскрыл перед ней душу. И тем сложнее ей было сказать то, что собиралась, но промолчать в данном случае нельзя.
— Тимур, скажи, ты понимаешь, что сам виноват в моём к тебе отношении? — она заглянула в его беспокойные глаза. — Нельзя делать что вздумается с человеком, который тебе дорог. Как бы ты ни был зол, как бы ни сгорал от ревности, нельзя топтать и плевать в душу, стремясь ударить побольнее. И не важно, из мести это или от желания обратить на себя внимание… Если бы не поддержка Яра, если бы я была более слабой, то ты растоптал бы, — Виола непроизвольно вздрогнула. — Так сказать, любя. Но не любовь это. Одержимость, возможно, страсть, но не любовь, — качнула головой в отрицательном жесте. — Любовь — это когда берегут, когда себя отдают без остатка, когда самому больно, но ты улыбаешься, чтобы успокоить того, кто дорог. И если все против тебя, тот, кто любит, станет на твою сторону, а не будет травить вместе с остальными… или даже сильнее, чем они, потому что знает твои слабости. А ты травил и бил по больному так, как никто другой.
Гаджиев опустил голову:
— Прости…
— Тимур, ты юность мою в ад превратил, понимаешь? — Виолетту слегка понесло, но она и не думала останавливаться. — А Яр спас, спас в тот самый момент, когда я после выпускной ночи и известия о беременности руки на себя наложить хотела. Не отвернулся из-за случившегося, детей моих как родных принял, поддерживал и помогал выбраться из серьёзнейшей психологической ямы и ждал… всё это время меня ждал, слышишь? Не принуждал и не настаивал, а был рядом и просто ждал. А ты так смог бы?
— Я понял… — Гаджиев выпустил её ладони, но руки не убрал, стиснул кулаки на столе. — Без шансов, да?
— Я… не знаю, — призналась она. — Честно, не знаю! В голове, в сердце, в душе… у меня по всем фронтам полный сумбур, я не представляю, как теперь жить со всем этим… и как научиться воспринимать тебя по-другому… Тем более после возвращения ты снова продемонстрировал мне далеко не самые лучшие стороны характера и даже опустился до шантажа…
— Да, ты права: я был полным идиотом и сам всё испортил. Но… хотя бы простить меня когда-нибудь сможешь? — допытывался Тимур.
— Уже простила, — заверила Виола, чувствуя, что ему очень важно это услышать. — Поэтому успокойся и хватит себя казнить. Как оказалось, мы с тобой в одной лодке. Это пока всё, что я могу тебе сказать…
— Спасибо и на том… — обронил он, схватил недопитую бутылку и вышел из беседки.
Пока Гад допивал алкоголь и пинал ногами снег, обрушивая на невидимого собеседника потоки брани, Виолетта написала сообщение Яру, что задерживается и приедет на такси. Не хватало ещё, чтобы он сходил с ума от беспокойства. Хотя муж всё равно будет беспокоиться и наверняка не ляжет, пока она не приедет. А может, вообще поедет её искать, с него станется. Мол, почему ненаглядная ему не звонит, а пишет? И она ли вообще пишет? Так что Виола приписала: «Смотри на браслет и жди меня…» Ведь о браслете только они вдвоём знают.
Ей отчаянно хотелось плакать, но она сдерживалась. Потому и не звонила благоверному: он услышит её голос и всполошится. И так тяжело было смотреть на мечущегося Тимура, который был по-прежнему расхрыстан и чья бутылка уже опустела, а ноги явно подкашивались. Вскоре он переместился в соседнюю беседку и больше не вызывал любопытных взглядов у редких прохожих. Какое-то время сидел, раскачиваясь взад-вперёд и что-то бормоча, потом уложил голову на стол, подперев руками. Угу, умаялся и приготовился спать. Пора вызывать такси. Хоть бы по пути не буянил…
Виолетта вызвала машину и подошла к дремавшему однокласснику. В свете ночных огней его лицо выглядело осунувшимся. Да, они оба постарели сегодня лет на пять, не меньше. Рука сама потянулась убрать у него со лба выбившуюся из причёски прядку. Всегда такой ухоженный, сейчас Тимур был взлохмачен, что уж говорить о его одежде, которая находилась в беспорядке. Но именно таким, неидеальным, он нравился Виоле даже больше, потому что был живым, настоящим, а не «манекеном».
Горячая волна сочувствия поднялась в ней из самых глубин души. Как же он жил всё это время? Что перенёс? Выходит, его счастливая семья — просто фикция, а Мурат… Он боготворит Гаджиева, да и тот мальчонку просто обожает, а на самом деле Тимур вот уже столько лет дарит любовь замечательному, но всё же чужому ребёнку, понятия не имея, что где-то есть его собственные… которых он, в чём Виола уже убедилась, тоже очень любил бы.
Приехало такси. Виолетта, обняв начальника, с грехом пополам почти взвалила его на себя и тащила до машины, вдыхая пары перегара, но на удивление не чувствовала отвращения. Теперь, когда знала правду, что Тимур не подстраивал ей ловушку, что это чужие проделки, в чём-то стало тяжелее, а в чём-то легче. Они с Гаджиевым, как оказалось, на одной стороне баррикад, а соратникам надо помогать.
