Однажды Эйб пришел к Ларри и попросил оказатьему услугу. Мой друг в какой-то степени был замешан в деле о краже страховогочека на очень крупную сумму. Эйб объяснил, что изучил дело и разговаривал сзаместителем окружного прокурора, который ведет следствие. Если Ларрисогласится сотрудничать, комиссия по расследованию будет ему признательна. Ведьдело Ларри должно было рассматриваться известным нью-йоркским юристом, чьядеятельность как раз тогда расследовалась. Этот судья был в очень хороших отношенияхс адвокатом – не кем иным, как Эдом Джарменом. Эйб хотел, чтобы Ларри нанялДжармена для своей защиты и попросил того урегулировать дело с помощью взятки.
Ларри согласился сыграть эту комедию. Эйбпообещал, кроме всего прочего, вернуть ему деньги, нужные только для того,чтобы привести в замешательство судью.
В течение следующих дней Ник, Эйб и Джарменсобирались для обсуждения своего плана. Эйб заявил мне, что ему потребуетсядесять тысяч долларов, чтобы заняться делом моего друга. Я ему ответила, что уменя нет таких денег, так как я только что была арестована и много потратила наадвокатов.
К тому же заведение работало не с полнойнагрузкой. Приближалось лето, и клиенты разъезжались в отпуска. И тем более яне хотела, чтобы Эйб обобрал меня до нитки. Сотрудничать с комиссией порасследованию преступлений? Согласна! Но до какой степени? Кому я действительномогла доверять?
Тогда Эйб произнес нравоучительную речь. Оннамекнул, что в любом случае мои деньги заработаны не совсем честным путем. Такпочему я не могу одолжить десять тысяч своему другу?
– Вы же не хотите, чтобы у него былинеприятности? – с иронией сказал он.
Обрисовав картину моего выдворения из страны,он приставил мне нож к горлу. Но десять тысяч долларов – тоже не пустяк.
По-прежнему убедительно Эйб поклялся мне, чтонемного позже я получу деньги обратно, даже если на данный момент у комиссии неокажется такой суммы. В конце концов Ларри дал пять тысяч, а я остальное. Мойдруг записал номера банкнотов, переданных Эйбу. Этот последний заявил нам, чтонанесет на банкноты отличительный знак, дабы мы были уверены в том, что увидимвновь свои деньги.
Ларри и Эйб отправились к Джармену, чтобыразработать детали операции.
Через две недели ко мне примчался Ник спроклятиями в адрес «негодяя Эйба».
– Я всегда задавал себе вопрос: почему вразгар лета он болтается в костюме, в галстуке, повсюду таская свой чемоданчик?Теперь я знаю! – злился он.
Каждый раз, когда Эйб передавал от меня деньгиНику, он вытягивал из него фамилии тех, кому предназначались взятки. Когда он сНиком отправился к Джармену, на нем, как всегда, был безукоризненный костюм и вруке – чемоданчик.
Когда Ник заметил, что при разговоре садвокатом Эйб как-то странно покачивал чемоданчиком, у него возникли серьезныеподозрения. Они укрепились, когда толстяк попросил Джармена несколько разповторить фамилию судьи. Тогда Ник бросился к Эйбу, сорвал с него пиджак иобнаружил на нем целую установку. Все, что говорилось, улавливалось микрофономи записывалось на маленький магнитофон. В чемоданчик был вмонтированфотоаппарат, который срабатывал при подъеме и опускании ручки. Эйб могфотографировать сколько хотел, не открывая чемоданчика.
Джармен был настолько разъярен, рассказал мнеНик, что вытащил из ящика стола пистолет и направил его на Эйба. В этот моментдва человека ворвались в комнату и представились: это были агенты комиссииКнаппа. Они прибыли как раз вовремя, чтобы предотвратить кровопролитие.
Затем начались разоблачения. Эйб никогда неработал на сенатора Хьюга. Это был представитель комиссии Кнаппа. Я потеряламного тысяч долларов, но не смогла удержаться от смеха, узнав, чтофинансировала одно из самых крупных расследований, проводимых комиссией,назначенной мэром Нью-Йорка.
Потом Ник обвинил меня в том, что я давнознала настоящий характер занятий Эйба, но я все полностью отрицала. В этом делея первой была одурачена. Против собственного желания я помогла комиссии Кнаппа.
И каково же было наше удивление несколькомесяцев спустя, когда газеты сделали из нас – меня и Ларри – развратителейнью-йоркской полиции, тогда как настоящим виновником был Эйб. Мне звонили, меняоскорбляли. Ларри обвиняли в том, что он мой сутенер. Именно так его представилапресса. Это полная ложь. Для себя Ларри никогда ничего от меня не получал.Наоборот, он сам всегда оплачивает наши расходы, когда мы развлекаемся или едемв отпуск.
Со своей стороны, я была сильно удивлена,прочитав в тех же газетах некоторые заявления Эйба о том, что я шантажироваласвоих клиентов и была замешана в делах с наркотиками. Все эти утверждения –тоже наглая ложь. Вполне вероятно, что Эйб сам будет когда-нибудь осужден засвою деятельность. И поделом…
Эйб, у которого полиция произвела обыск,бессилен сейчас без своих электронных штучек. Однако моих девушек постояннодостают гнусными телефонными звонками. Я знаю, что Эйб скопировал мою книжку садресами. Может, воображение обманывает девушек, но они клянутся, что узнаютего голос, особенно после того, как услышали его по телевидению.
Эта книга подходит к концу и, может быть,вместе с ней моя карьера нью-йоркской мадам. Как бы там ни было, я будусчастлива, если смогу продолжить свою работу. И пока есть богатые и влиятельныелюди, нуждающиеся в моих услугах, я по-прежнему буду оказывать их и учитьдругих тому, чему научилась сама.
Эпилог
Мне двадцать восемь лет. Я многопутешествовала и встречала многих мужчин и женщин, счастливых и несчастных. Ясчитаю, что я пыталась им по-своему помочь, внося немного радости в их жизнь.Ведь в мире столько горя, столько одиноких и отчаявшихся людей…
Однажды один друг сказал мне:
– Попробуй найти свое счастье в одиночестве.
Я попробовала… и не смогла.
Согласна, я «грешила», продавая свое тело итела моих девушек. Но это была не только торговля. Я действительно пыталасьсделать мужчин счастливыми. Я была честной с ними. Я заполняла час одиночествадружеской улыбкой, стаканчиком спиртного, теплом женского тела. Действительноли это грех? Они были удовлетворены и, по крайней мере, когда они были у меня,больше не чувствовали себя одинокими и печальными. Нет нужды напиваться в баре.Их «я» и мужская сила находили себе подтверждение в моем доме. Можно ли, в самомделе, отказывать людям в этом удовольствии?
