Спустя несколько месяцев после свадьбы к нам приехала погостить ее мать. Жена не пожалела черной краски, рассказывая о родительнице. В их отношениях не было ни намека на нежность и теплоту. С матерью появился пудель, птичья клетка и пара внушительных чемоданов. Однако, вопреки моим опасениям, мы на удивление легко поладили. В свои годы эта женщина сохранила былую привлекательность, которую не портила даже весьма заметная полнота. Нравом она обладала жизнерадостным и приветливым. Недостаток ума с лихвой заменяли чутье и интуиция. Я с умилением слушал, как она мурлычет что-то себе под нос, хлопоча по хозяйству. Она была естественна. Что до недостатков, так у кого их нет! В общем, мы без труда нашли общий язык, но это сильно осложнило мою семейную жизнь.
Прощаясь, теща заставила нас пообещать, что мы не станем тянуть с ответным визитом. «Надо же вам где-то провести медовый месяц», – весело заявила она.
Мысль об отпуске необычайно воодушевила меня. Но, хорошо изучив характер жены, я решил сделать вид, что мне все равно.
Сия тактика возымела успех, и в конце концов мне оставалось сделать вид, что я поддался на уговоры моей половины съездить проветриться.
Родительское гнездо напоминало кукольный домик: в нем все дышало чистотой и уютом, искрилось весельем и жизнерадостностью. Я пришел в восторг от городка и его радушных обитателей. С отцом жены, человеком бесхитростным и добродушным, мы быстро нашли общий язык.
Медовый месяц сулил немало приятных минут.
По утрам мы подолгу валялись в постели, из распахнутых окон лился солнечный свет, в небе разливались птичьи трели, цветы пьянили своим ароматом, а с кухни доносилось веселое шипение жарящейся яичницы. От ревности, невольно вызванной приездом тещи, не осталось и следа. Я не узнавал свою жену. Она с такой страстью предавалась любовным утехам, словно сам факт пребывания под отчим кровом даровал ей долгожданное ощущение вседозволенности. Ханжа и лицемерка, она, казалось, наверстывала упущенное. Подозреваю, что такой пылкости я был обязан детскому желанию доказать всем, и в первую очередь собственной матери, что она даст сто очков вперед любой представительнице прекрасного пола. Она даже пыталась заигрывать с мамашиными поклонниками, хотя той стоило лишь подать знак, как они забывали обо всем на свете, включая мою жену. Похоже, она забыла, какими глазами я сам смотрел на ее мать. С беспечностью, граничившей с глупостью, она все чаще уходила гулять по городу, оставляя нас наедине.
Вскоре последовала неминуемая развязка. Как-то в очередной раз жена, по обыкновению, удалилась, а мамаше приспичило принять ванну. Я сидел в гостиной в пижаме, лениво листая утренние газеты. Горячий прозрачный воздух подрагивал от птичьего гвалта. Сквозь журчание воды пробивалось насвистыванье, и я различил протяжную негритянскую мелодию, от которой моя кровь побежала быстрее. Мысли устремились по хорошо знакомому руслу. Сердце сладко защемило в преддверии неизбежного. До меня не сразу дошло, что меня зовут. Она забыла полотенце и теперь просила меня его принести. Я бросился в ванную, тщательно вытер аппетитную купальщицу с головы до ног, подхватил на руки и отнес в спальню. Слов нет, она была чертовски хороша!
Медовый месяц стремительно набирал обороты. Я прилежно трудился день и ночь, как пчела, собирая нектар со всех цветков. Ночью – дочка, днем – мама. О чем еще можно мечтать! Но в какой-то момент жена заподозрила неладное и засобиралась домой. Понятно, такой оборот не вызвал у меня ни малейшего энтузиазма. Мой отказ был встречен в штыки, начались бесконечные ссоры и выяснение отношений.
Чаша терпения обоих в какой-то момент переполнилась, и, устав от взаимных упреков, мы решили разойтись. Выйдя из дома, мы дошли до конца квартала, простились и пошли в разные стороны.
Прошло несколько дней. Я бесцельно слонялся по улицам и вдруг наткнулся на нее. Слезы брызнули у нее из глаз, и она принялась обвинять меня в том, что я никогда, никогда не любил ее. Не давая мне опомниться, она потащила меня туда, где теперь снимала комнату. Нужно все обсудить, заявила она таким тоном, словно от этого зависела ее жизнь. Чувствуя себя последней скотиной, я малодушно пошел у нее на поводу. При этом я прекрасно понимал, что толку в этом никакого.
К моему удивлению, она ни словом не обмолвилась о матери; она говорила только о себе, о своей неудавшейся жизни, о том, что никто ее не понимает. Мужчинам подавай только секс, а ей так хочется любви. На этой патетической ноте мы неожиданно оказались в объятиях друг друга, и между нами завязалась жаркая схватка. Когда все закончилось, мы остались обессиленно лежать на поле боя, то есть под столом. Ее глаза покраснели и опухли, волосы растрепались. Она напомнила мне героиню древнегреческой трагедии. Как всегда, не обошлось без истерики. Мир ужасен, мужчины одинаковы и так далее. Она пристала ко мне, требуя, чтобы я наконец выложил начистоту, считаю ли ее испорченной, порочной, как она выразилась, или нет. В ее устах эти слова прозвучали так нелепо, что я не сразу нашелся с ответом. Тут она перевела разговор на свою мать, жалуясь на то, что всегда боялась стать на нее похожей. Я должен был согласиться, что ей досталась развратная мать, а мне, соответственно, такая же теща. Меня заставили поклясться, что я не буду искать встреч с новообретенной родственницей, что я с легкостью и сделал. В общем, утешил как сумел.
Дома выяснилось, что она беременна. Это открытие повергло ее в тяжкую депрессию. Детей она не хотела, по крайней мере сейчас. Делать аборт боялась. Ее охватила паника.
Исчерпав скудный запас приличествующих случаю предложений, я посоветовал жене обратиться за помощью к кузине, к которой, как-то мельком увидев, успел проникнуться симпатией. Кузину звали Алисой, и она показалась мне весьма здравомыслящей особой. Жена, правда, утверждала обратное, намекая на пресловутую «испорченность». Но щекотливость ситуации заставила ее несколько умерить свой гонор.
Алиса не заставила себя дважды упрашивать. Она тут же примчалась, захватив коробку больших черных пилюль, доставшихся ей, видимо, еще от бабки. Кроме них, полагались горчичные ванны и тэ дэ и тэ пэ.
Стоял душный летний вечер. В сумерках белели наши полураздетые тела. Мы втроем пили пиво и хихикали над создавшейся ситуацией. От теплого напитка Алиса захмелела и на глазах у изумленной публики залезла ко мне на колени и стала жадно целовать. Дело принимало нежелательный оборот. Я воззвал к жене о спасении.
Когда Алиса наконец впала в пьяное забытье, моя жена была уже готова ее задушить. Разъяренная, супруга наотрез отказалась принимать принесенные кузиной пилюли.
Семейная жизнь дала трещину. Отношения стремительно ухудшались. То, что не заладилось с самого начала, обречено на неудачу. Попытки исправить ситуацию заканчивались очередным скандалом. Жена считала, что все вокруг только и заняты тем, что строят козни у нее за спиной. Ее спесь вкупе с невероятной подозрительностью лишь раззадоривали меня. Она не сводила с меня глаз, даже когда я выкатывал коляску, чтобы погулять с ребенком. Справедливости ради надо признать, что у нее были веские основания для подозрений. Нередко я сбегал из дома под предлогом прогулки с малышом, а сам отправлялся на свидание с очередной подружкой жены. Мы оставляли коляску у первого попавшегося подъезда и устраивались под лестницей, перепихнуться по-быстрому. Или, когда собирались гости, я наметанным глазом определял очередную жертву, потом, как образцовый муж, вызывался сбегать в магазин и приглашал приглянувшуюся мне гостью составить мне компанию. По дороге я прислонял ее к какой-нибудь стенке и засаживал встояка. Если бы однажды жена не застала меня с расстегнутыми брюками, боюсь, я бы совсем свел бедняжку с ума. Признаюсь, я вел себя возмутительно, но что мне оставалось делать! Навязав мне роль злодея, она провоцировала меня.
