Мала, сидевшего на широком пне, он узнал сразу, хоть и видел всего раз у себя в Вышгороде — то же широкое лицо, русая окладистая борода, из-за надвинутой на глаза бобровой шапки. Древлянский князь казался мрачным, будто рассерженный лесной дух, собравшийся вопросить: кто осмелился пакостить в его владениях? Мал что-то говорил, Игорь слышал слова, но плохо улавливал смысл, боль в голове усилилась, а холод, казалось, добрался до нутра. Наверное, Мал ругался, древляне поддерживали его поносными выкриками. Плевать! Лишь бы скорее все закончилось, он устал, изнемог уже от холода и был готов умереть.
Безразличное спокойствие Игоря вывело Мала из себя. Он слез со своего трона, приблизился к пленнику, рванул за волосы. Замерзшие пряди хрустнули под его пальцами.
— Знай, выкидыш русских псов! — прошипел змеем. — Тебя я казню как татя, ибо ты тать и есть, а я приду к тебе в Вышгород и буду брюхатить твою жену!
Игорь помутневшим взором посмотрел в глаза древлянину, сделав усилие, разлепил посиневшие губы:
— Ты не знаешь мою жену! Уж кому, но не тебе быть подле нее! Знай и ты: я буду отмщен, и ты долго будешь жалеть и вспоминать этот день, если останешься жив.
— А ты умрешь сейчас, а они расскажут о твоей позорной смерти!
Мал повернул голову Игоря в сторону и только сейчас он увидел двух своих воинов. Один из них, видимо, не в силах стоять сидел на снегу, Игорь знал всех своих кметей, но сейчас еле узнал его, это был недюженной силы богатырской стати кметь по имени Доброга. Ударом булавы ему вышибло глаз, и окровавленная повязка наполовину скрывала изуродованное лицо. Второй, Темята, нянчил на перевязи окровавленную руку. Оба кметя затравленно смотрели на окружавших древлян. Игорь попытался улыбнуться, сказать что-нибудь ободряющее, но Мал отпустил его волосы, и голова снова беспомощно повисла.
Путы, вязавшие его с деревом, перерубили. Нужно было сопротивляться, умереть от меча почетно настоящему воину, но сил не было даже идти. Крепко и грубо схватив, его волокли по снегу к заранее согнутым для казни макушками к земле березам.
Казалось, весь лес ликовал и разноголосо вопил, когда его ноги привязывали к березам — левую к одной макушке, правую — к другой. Князь повис вниз головой, одеревеневшая рубаха нелепо оттопырилась в сторону. По бокам, скинув кожухи, стояли древлянские ратные с секирами в руках, готовые по первому знаку перерубить веревки, держащие березы с землей. Вот и смерть — живые люди, ждущие чужого приказа, чтобы оборвать тонкую жизненную нить. И как все нелепо и как мало было отпущено для деяний и как мало содеяно! Представился укоризненный взгляд жены: снова ты неправильно сделал, князь, и даже умереть как надо не сумел!
Игорь увидел синие сапоги, шагавшие к нему, почему-то показалось, что их обладатель пнет сейчас в лицо, но он остановился и присел на корточки. Это был молодой парень, на лице негусто росла рыжая бородка. В руках парень держал рог.
— Князь, хочешь пива? — спросил он серьезно, участливо глядя синими глазами. Не дожидаясь ответа, отхлебнул из рога и, набрав полные щеки, выдохнул брызги в лицо Игоря. Парень тут же завертел головой, хохоча и требуя смеха от остальных своей удачной шутке. Невдалеке послышалась возня, Игорь чутьем угадал, что это его кмети не смогли выносить больше унижения князя и попытались что-то сделать, но с ними, обессиленными, быстро справились.
...Почти потухшее сознание проснулось. Перед последним мгновением жизни вернулись силы. Легкие набрались воздухом, налились теплой кровью закостеневшие мышцы. Ратники взмахнули топорами, березы устремились ввысь, радуясь возвращенной им свободе.
— Ольга-а-а-а!
Предсмертный крик зазвенел в морозном воздухе, повис и растворился среди деревьев.
Глава 3
Весть о смерти князя едва взбудоражила чёрный люд. Говорили меж собой, качали головами, но выходило, что навряд ли что изменится, ибо привыкли, что всем правит Ольга. Игорь водил полки и редкий воин доживает до старости, потому к его смерти были готовы. Возмущение вызвало то, как казнили князя, ждали, когда поднимут на рать. А так жизнь текла своим чередом: Морана-зима[14]окончательно одолела осень и пришла пора свадеб, подходил веселый Корочун[15]с разгульными ряжеными и долгим ночным гулянием.
Однако пополох стоял в Вышгороде в боярских теремах. Позорная казнь князя Игоря плевком повисла на Руси, который нужно смывать только кровью. Одолевало не только это, кто теперь будет сидеть ближе всех ко княжьему стольцу в думе и на снемах? Игоревы бояре и раньше уступали Ольгиным, постепенно и равномерно тому, как княгиня набирала власть, а теперь и вовсе боялись расстаться и с кормами[16].
Пожалуй спокойнее всех отнеслась к страшной вести сама княгиня. Да, позор, да, нужно отмщение, но стало легче — и стыдно в этом признаваться даже самой себе. Уступив внутренние дела жене, Игорь все же пытался лезть во внешние. Ведь он знал, что она против похода на Византию, и сколько раз пыталась его отговорить! И будто сделал назло, вот теперь это нелепое древлянское полюдье...
И что осталось после Игоря? В степях бродили печенеги, по счастью, пока замиренные им и Свенельдом. Хазары злы от того, что теряют поля и луга благодаря наступающему на них морю. Они идут жить в Херсонес и начинают давить на Тмутараканское княжество, ссоря тамошних русов с ясами и касогами, сами селятся уже на окраинах Боспорской земли, а в Тавриде заняли уже целые фемы-области. Игорь в мечтах своих хотел стать князем не только на Днепре, но, и в Тмутаракане, обещая тамошним русам помощь против хазар, но, обведенный вокруг пальца двусмысленными обещаниями, сам увлекся в круговерть походов. Боспорские же русы хотели сохранить независимость как от Вышгорода, так и от наступающих на них хазар. Пока не получалось: что поход на Царьград, что на Бердаа за добычей на откуп хазарам окончились неудачно.
Впрочем, Ольге было плевать на Тмутаракань и всё Боспорское княжество. Нужно было удержать то, что есть. Насчёт Боспора её мнение не разделял Свенельд, видимо, свободная от дум о завтрашнем дне вольность влекла туда мужские сердца, когда добытое в горячем удалом походе прогуливается за седмицу и рука снова ищет верный меч, а душу тянет в дальние непокорённые просторы...
На боярском снеме некоторые высказались за немедленный сбор ратей. Свенельд, дабы прекратить не корню разгорающиеся споры, отрёк, что ждать надо до весны, там и с кормами полегче будет, да и Искоростень лучше осаждать летом. Княгиня, присутствовавшая на собрании, поняла недосказанное воеводой: древляне не могут не попытаться решить дело миром, им тоже война не нужна.
