Хива — меньше Бухары. Строения такого же. В подданстве ее много городов. Люди не воинственны, рукодельны. Оружие и зелье делают сами. Бояр своих называют “алтыками”, служилых людей “узбеками”, крестьян “раятами”».
Все подробности своих странствий по прибытии в Тобольск участники похода записали «набело», а на большом куске китайской бязи нарисовали карту. Карта и записки были сданы в Сибирский приказ возглавлявшему его боярину князю Ивану Борисовичу Репнину.
В 1700 году от хивинского хана Шаниаза, находившегося тогда зависимости от хана бухарского, к Петру пришло посольство, которое в очередной раз в истории взаимоотношений между Хивой и Москвой попросило о принятии хивинцев в почетное подданство, и 30 июня 1700 года государь письменно изъявил на это согласие. Следующее посольство прибыло в 1703 году от хана Аран-Магомета, оно подтвердило просьбу прежнего правителя и получило в мае того же года царскую грамоту, данную «юргенскому хану Аран-Магомету, о милостивом содержании его в подданстве».
По указу государя
Столь долгое вступление, по сути, мера вынужденная, иначе трудно понять и уловить нюансы, детали и тонкости событий тех далеких лет.
Визит Ходжи Нефеса и князя Самонова в столицу Российской империи совпал с целым рядом событий, определивших восточную политику на несколько лет вперед. Князь Черкасский, в дом которого привел Самонов туркменского караван-баши, в это время занимался разработкой проекта подчинения народов Кавказа русскому владычеству. Удачный дипломатический опыт в Кабарде подтолкнул его к дальнейшим действиям, в мае 1714 года он подал царю описание кавказских обычаев, в котором отмечал, что попытки турок соединить горские племена в союз против России потерпели неудачу — безоговорочно соглашались воевать с Россией только кумыкские князья. Князь Черкасский осмеливался советовать, пользуясь случаем, подчинить власти русской короны племена Кавказа, но отмечал, что все прежние попытки такого рода проваливались «по незнанию или неискусству воевод московских». Предлагал же он, подобрав «к сему делу годную персону, послать оную с войском», а «подходящей персоной» для того, чтобы возглавить поход, князь полагал себя. По его мнению, военная экспедиция не могла встретить серьезного сопротивления, поскольку постоянно враждующие между собой народы Кавказа, не состоявшие ни в чьем подданстве, не могли бы оказать серьезного сопротивления, не имея помощи извне. В завершение он сулил царю в случае успеха похода не только политические, но и экономические выгоды.
Донесение князя осталось без практических последствий, но в то самое время, когда оно рассматривалось, к нему как раз и попал протеже Самонова Ходжа Нефес. Выслушав его, князь Черкасский ухватился двумя руками за этот, как ему казалось, удобный для делания карьеры случай. Золото, добываемое во владениях хивинского хана, было заманчивой целью, а кроме того, Нефес сообщил, что где-то там, в степях, имеется старое русло Аму, некогда впадавшей в Каспий. Вода из этого русла якобы была отведена в Аральское море еще в прошлом веке предками нынешних хивинцев, опасавшихся, что по судоходной Аму разбойничьи флотилии придут в самое сердце степи. Как утверждал Нефес, перекопав плотину, можно вернуть реку в прежнее русло и тем самым восстановить по ней судоходство. Туркмен клялся, что он и его сородичи проведут русских к тому месту, где Аму перекрыта плотиной, покажут колодцы и дороги, а в случае нужды поддержат военной силой.
Последнее обещание было не пустым звуком! Туркменские племена были воинственны, многочисленны и почти никем не управляемы. Они налетали как ураган на своих врагов и так же стремительно исчезали в степи. Союз с ними позволял войти в степь не купеческим караваном, а большой военной экспедицией, не обозначить тропу от одного селения к другому, а твердой стопой встать на караванных путях, взяв их под прицел своих орудий. Да к тому же правитель Хивы, этого стратегического перевалочного пункта на пути в Индию, сам просит русских о помощи! Все шло одно к одному! Черкасский получил сведения, дававшие возможность преподнести государю проект, который в случае успеха должен был увенчать его царствование грандиозной победой — именем Петра завершалось бы великое дело предыдущих царствований. Упускать такой шанс князь не желал и потому приложил все старания к тому, чтобы Ходжа Нефес и князь Самонов получили у Петра личную аудиенцию, во время которой Нефес пересказал русскому императору все то, что ранее открыл Черкасскому. При этом он повторял, что туркмены будут всячески помогать русским в этом предприятии и он сам готов вести русских по степным путям, хорошо ему известным. К рассказу туркменского караван-баши Бекович приложил собственный проект похода в Хиву.
* * *
Тогда же, в мае 1714 года, в только что отстроенный Петербург прибыл очередной хивинский посол Ашур-бек. Вот как описывает его приезд в новую русскую столицу в своих записках бранденбургский резидент при русском дворе Вебер:
«17 мая 1714 года из Москвы прибыл в Петербург посол узбекского хана со свитой из 16 человек. В Москве он оставил свою жену и сына, и еще 30 человек свиты. На следующий день, 18 мая, царь дал ему аудиенцию, по действующему ритуалу посол должен был держать речь, стоя на коленях, но на этот раз Его Величество не пожелал в точности придерживаться обычая и пригласил посла явиться к себе в дом князя Долгорукова. Когда посол вошел в покой, где была назначена аудиенция, то, положив себе руки на колени, он трижды поклонился царю, лишь потом начал свою речь, по переводе которой Его Царское Величество приказал вкратце отвечать секретарю (персидскому послу обычно отвечал великий канцлер). Секретарь уверял посла в милости царя, причем сам царь возложил руку на голову посла».
Просьба посла состояла в трех пунктах:
«1) Его князь и повелитель Гаджи-Магомед-Богадир-хан, радуясь счастливой войне и прирастанию могущества Его Царского Величества, поручает себя его милости и защите. 2) Хан просил Его Царское Величество внушить подданному своему, калмыцкому хану Аюке, жить с ним, Богадиром, в добром соседстве и в мире, ибо тот Аюка намерен соединиться с подвластными Китаю татарами, против него, Богадира, и возбудить к тому других соседей. Со своей стороны хан Узбекский предлагал Его Величеству, в благодарность за такое содействие, 50 тысяч всадников, готовых явиться по первому зову Его Величества. 3) Для большего доказательства своей дружбы хан предлагал Его Величеству ежегодные караваны из Китая проводить степью через его, хана, землю. Причем он желал бы учинить с Россией торговый договор. Все это может доставить Его Величеству огромную выгоду, ибо до сих пор караваны те совершали путь через всю Сибирь, разными изворотами, вдоль и поперек, через реки, да по дорогам неустроенным, шли в Пекин и оттуда с трудностями и в течение целого года. Если же путь этот протянется через хивинские степи, то займет он всего четыре месяца».
В заключение посол положил у ног Его Величества множество китайских и персидских тканей, шелковых, и других товаров, принесенных им в подарок от имени своего повелителя. Кроме того, посол сообщил, что в Москве остались несколько прекрасных лошадей и других азиатских зверей, также подносимых в дар, посетовав, что прекрасный леопард в дороге околел.
