Муж и сын словно остались в той, прежней жизни, в которой Ирина была обычной домохозяйкой. Теперь она жадно наверстывала упущенное. Дома Ирина почти не бывала, отговариваясь тем, что дела требовали ее присутствия в галерее и днем, и вечерами. Словом, водоворот светско-тусовочной жизни захлестнул ее с головой.
Муж сначала пытался сопротивляться, но потом махнул на все рукой, решив: пусть все идет как идет. У него не было ни сил, ни времени, а честно сказать, и желания возвращать Ирину в лоно семьи. Чем больше она занимается собой, тем большую свободу предоставляет ему. Лишь бы внешне все выглядело благопристойно, и сын ни о чем не догадался.
Все было именно так, как он и предполагал: минут через пятнадцать-двадцать хлопнула дверь Ирининой спальни и раздалось шарканье ног по паркету в холле… Он выглянул в коридор. В ванной уже горел свет и слышался шум льющейся воды. Ирина под душем приводила себя в порядок.
Успокоившись на Иринин счет, он снова завалился на свой любимый кожаный диван, неизменное лежбище в последние пять лет. Все лучшие его проекты родились на этом диване — он любил думать лежа, уставя глаза в потолок. Рядом с замысловатой чешской люстрой была еле заметная трещинка, похожая на японское дерево сакуру. Разглядывание сакуры почему-то успокаивало и помогало сосредоточиться на делах.
Правда, на этом же диване было передумано немало черных мыслей — по ночам, когда он ворочался с боку на бок, мучимый бессонницей. Ночью о делах не думалось, может быть, потому, что спасительную трещинку-сакуру в темноте не различить. Ночь — время воспоминаний, и не всегда приятных. Отнюдь, отнюдь не всегда…
Вообще-то он не любил ни копаться в прошлом, ни грезить о будущем, предпочитая жить исключительно настоящим. Но в прошлом году ему стукнуло сорок. Да, он многого добился в этой жизни. Сторонние наблюдатели считали, что ему потрясающе везло: вершины, для других недостижимые, он покорял с поразительной легкостью. Впрочем, легкость эта была кажущейся. Те, кто знали его ближе, — деловые партнеры и противники — не раз имели возможность на себе почувствовать его железную хватку. Он ставил перед собой цель и любыми путями добивался ее осуществления, не считаясь ни с кем и ни с чем, не терзаясь глупыми сомнениями и муками совести, отбрасывая мелочи и сосредоточиваясь на главном.
Однако сейчас отнюдь не все жертвы, принесенные делу и карьере, казались ему мелочами. И порой он думал, что слишком многое из того, что следовало бы удержать, безвозвратно утекло сквозь пальцы…
Глава 3 Все приходит вовремя для того, кто умеет ждатьЩелкнул выключатель, и яркий электрический свет неприятно полоснул по глазам.
— Лора, ты дома? А почему сидишь в темноте?
Лариса прикрыла глаза рукой:
— Это ты, мам?
— Я, кто же еще, — Жанна Сергеевна стояла на пороге Ларисиной комнаты. — Спала?
— Да, кажется, слегка вздремнула. А сколько времени?
— Почти одиннадцать.
— Ого! — Лариса выбралась из кресла и потянулась. — Ох, как ноги затекли! А что ты так поздно?
— Концерт перенесли на восемь вечера, а потом добиралась своим ходом, машину, разумеется, не дали.
Жанна Сергеевна прошла на кухню. Лариса последовала за ней.
— Где концерт-то был?
Обращалась она в основном к материнской спине: Жанна Сергеевна обследовала холодильник. Достав кастрюльку с супом, заглянула в нее и, недовольная, повернулась к дочери:
— Опять ничего не ела?
— Да ну, не хотелось, — махнула рукой Лариса и повторила: — Так куда ты ездила на концерт?
Кастрюлька была водружена на конфорку, а из холодильника последовательно извлечены сыр, колбаса и творог.
— Сейчас буду тебя кормить, — сказала Жанна Сергеевна, — ничего без меня не можешь. А концерт был в Кратово, в санатории.
— А что так вдруг? Ты же еще утром никуда не собиралась.
Жанна Сергеевна пожала плечами:
— Леночка позвонила и попросила выручить. У нее заболел ребенок, а выступление отменить никак нельзя. На ней все второе отделение.
Леночка была любимой ученицей Жанны Сергеевны.
— И сколько нынче стоит концерт в санатории? — спросила Лариса и тут же напряглась, ожидая обвинения в меркантильности.
Но обвинения не последовало. Жанна Сергеевна ставила тарелки на стол:
— Ложки достань, пожалуйста.
Разлив суп по тарелкам, она опустилась, наконец, на табуретку и вытянула ноги:
— Мне заплатили сто рублей. Господи, как хорошо, что я не работаю в филармонии, а то пришлось бы выезжать на выступления каждую неделю!
Лариса аж подскочила:
— Сто-о рублей? Да это же только на дорогу, да и то едва-едва!
Жанна Сергеевна укоризненно посмотрела на дочь:
— Ты не права. Дорога обошлась мне дешевле.
Лариса хотела было что-то сказать, но лишь плечами пожала. Мамино чувство долга ее и восхищало, и раздражало. Пожалуй, раздражало в последнее время больше. Надо совсем не ценить себя, чтобы соглашаться на такие выступления. Она же великолепная пианистка, когда-то всю Европу с концертами объездила, у нас в Большом зале Консерватории играла. И вот теперь — здрасьте, приехали! Выступает в санатории в Кратово за гроши, и даже машину не дали, на электричке домой добиралась в такую поздноту. И бесполезно объяснять, что ей — ей, пианистке с именем, — соглашаться на такие выступления — просто не уважать ни себя, ни свой талант!
Но высказываться сейчас по этому поводу, похоже, бесполезно. Странно, что мать еще не принялась ей подробно объяснять: когда культура находится в таком бедственном положении, необходимо нести ее в массы любыми средствами, и вообще для исполнителя главное — не гонорар, главное — реакция слушателей, их благодарность… Обычно подобные разговоры всегда кончались подобными рассуждениями. О бедственном положении культуры и о своем долге Жанна Сергеевна могла говорить хоть целый час. Она искренне считала, что обязана приобщать людей к серьезной музыке любыми путями и старалась при каждом удобном случае убедить в своей правоте дочь. А тут подвернулся такой случай оседлать любимого конька, а мать почему-то молчит. Лариса пригляделась повнимательнее — что-то она вообще сегодня какая-то не такая…
Усевшись напротив, Лариса положила подбородок на скрещенные пальцы и осторожно спросила:
— У тебя что-то случилось?
— Локти со стола убери, пожалуйста.
Ну конечно, хорошие манеры прежде всего! Лариса со вздохом опустила руки на колени и пристально посмотрела на мать:
— Так что же? Если не хочешь, не говори, но…
Жанна Сергеевна слегка смутилась:
— Вообще-то да, случилось… Даже не знаю, как тебе сказать.