— Я не хочу ехать на Итон-Сквер! — сквозь зубы пробормотала Нена, сжав пальцы в кулаки и пытаясь не расплакаться. — Я хочу домой, в Турстон.
Почему ты не возвратишься в Буэнос-Айрес…
Она едва удержалась, чтобы не сказать к своей любовнице. Рамон не знал, что в журнале "Ола!" его молодая жена видела фотографии, на которых он был запечатлен с какой-то Луисой. На самом деле Рамон не мог даже подумать о том, что Нене известно, какой образ жизни он ведет. Перелистывая старый журнал, который донья Аугуста принесла дедушке, она совершенно случайно узнала, что в его жизни есть женщина.
Как ни удивительно, Нена была сильно уязвлена.
Какое значение имеет то, что она презирает его за корыстные мотивы, заставившие его согласиться на этот брак, и за все, что он воплощает собой?
Его поза — Рамон с видом собственника обнимал за плечи изящную, поразительно красивую брюнетку, очевидно искушенную светскую женщину приблизительно его возраста, — вызвала у Нены необъяснимое беспокойство. Это не имеет к ней никакого отношения, снова подумала она. Какое ей дело до того, со сколькими женщинами он переспал? Она же не собирается стать одной из них.
Рамон наклонился вперед и дотронулся до ее руки.
— Нена, я ведь не возражаю, чтобы ты навещала дедушку, проводила с ним время, тем более что наступит момент… — он не договорил, не желая произносить слова, которые причинят ей боль, несмотря на уверенность, что его долг — подготовить Нену к неизбежному, которое, по его мнению, должно произойти очень скоро. — Но я настоятельно требую, чтобы ты официально и постоянно жила под моей крышей, — твердо закончил он, чувствуя, как ее дрожащие пальцы выскальзывают из его руки. — Я не позволю, чтобы моя жена проживала в каком-либо другом месте, кроме моего дома.
В день своей свадьбы Рамон даже не мог подумать, какое сильное чувство собственности разовьется у него. Он вообще не думал об этом. Но теперь у него возникла непреодолимая потребность управлять, главенствовать и… ревновать.
Терпение, снова повторил он про себя. Она молода. Дай ей время. Но это становится все труднее.
В ту ночь Нена не могла уснуть. Она надела одну из многочисленных прозрачных ночных рубашек с узкими плечиками, которые были частью ее поспешно приготовленного приданого. Их выбирала ее личная костюмерша. Нена взглянула на рубашку и вздохнула. Приданое не интересовало ее, и она соглашалась со всем, что показывала ей Морин. Теперь она со смущением посмотрелась в зеркало. Тонкая ткань не скрывала очертаний тела, и Нена закрыла глаза. Ей было трудно признаться себе, что, несмотря на стремление отдалить от себя мужа, она постоянно думает о нем и не может сдержать трепет, когда Рамон приближается к ней.
Нена тщетно искала причины этой новой неутолимой жажды, которая безжалостно снедала ее, не ведая насыщения.
Недовольная собой, она почувствовала, что ей необходимо покинуть замкнутое пространство спальни. Выйдя на балкон, который опоясывал весь верхний этаж виллы, Нена оперлась о перила.
Ветер разметал ее волосы по плечам. Она вглядывалась в звездную ночь, повисшую над Эгейским морем, и слушала тихий плеск волн. У нее медовый месяц, который должен быть самым чудесным временем в ее жизни, а она так несчастна! У нее вырвался печальный вздох.
— Ты не спишь? — низкий хрипловатый голос заставил ее резко обернуться. У нее перехватило дыхание от неожиданно пронзившего ее неизведанного ощущения.
Перед ней стоял Рамон, показавшийся ей красивее, чем всегда, в шелковых пижамных штанах и распахнутой куртке, в которой виднелась широкая загорелая грудь. В его карих глазах вспыхнули огоньки, когда он холодно и оценивающе, как владелец чистокровной лошади, оглядел каждый изгиб тела Нены, которая знала, что прозрачная ткань ее рубашки оставляет очень мало для игры воображения.
Смутившись, Нена заложила руки за спину и оперлась о перила, не сознавая, что ее небольшие аппетитные груди маняще выпятились к нему.
Волны шелковистых волос струились у нее по плечам, и нежная кожа матово блестела в лунном свете.
Боже, как она хороша! — мелькнула у Рамона мысль, и неукротимое желание снова пронзило его, когда, не в силах устоять, он приблизился к ней. Она его жена. У него есть полное право обладать ею, — Нена, — прошептал он тихо и вкрадчиво, позволь мне любить тебя. Позволь мне стать твоим мужем.
— Я… я не могу, — внезапно охрипшим голосом ответила она, остро ощущая его запах, его мужскую сущность, все, что неотвратимо влекло ее к нему, несмотря на отчаянные попытки напомнить себе о причинах, по которым она не может допустить, чтобы это произошло.
— Я обещаю, что не причиню тебе боли, — успокаивающе сказал Рамон, положив руки на перила и склонившись над ней. Его загорелое лицо и чувственные губы были совсем близко.
И тогда, почувствовав жаркую дрожь, которая вызвала у нее внезапную слабость, Нена поняла, что Рамон собирается поцеловать ее.
Разве она может сделать что-нибудь, чтобы помешать ему? Нена знала, что, как бы она ни пыталась оправдаться перед собой, ей не остановить его. Она должна сопротивляться. Нельзя, чтобы Рамон увидел, что он небезразличен ей. Нена презирала его и в то же время страстно желала его прикосновения.
Ход ее мыслей прервался, потому что Рамон приник к ее губам, и Нена отдалась своему первому настоящему поцелую. Она почувствовала, как, уступая давлению, размыкаются ее губы. В какое-то мгновение она попыталась протестующе отпрянуть, но нежная настойчивость его языка искусно сломила сопротивление, заставив Нену вцепиться в плечи Рамона. Ей нужна была опора, потому что казалось, земля поплыла у нее под ногами.
Рамон притянул Нену к себе. Одна его рука лежала на ее затылке, в то время как другая наслаждалась восхитительными холмиками ее ягодиц. Ее небольшие упругие груди были крепко прижаты к его груди.
Внезапно Рамон почувствовал, как Нена крепче сжала его плечи. Она судорожно вздохнула, когда он принялся покрывать поцелуями ее шею. Он понял, что находится на верном пути.
Запрокинув голову, Нена застонала, отдаваясь его ласкам. У нее вырвался тихий стон, в котором слились изумление и восторг, когда губы Рамона обхватили ее напрягшийся сосок, дразня его через мягкую ткань рубашки и вызывая желание вскрикнуть от радости и боли и освободить от препятствия, мешавшего вкусить ей всю полноту его ласк.
Но Рамон медлил.
Обхватив Нену рукой, он нежно мял другую грудь, пока она не почувствовала, что больше не в силах выносить жгучий жар, пронзивший ее. Затем туго закрученная спираль основного инстинкта начала распрямляться, вызывая у нее прежде никогда не испытываемое ощущение, нараставшее с такой силой, что у нее вырвался вскрик. И когда Нена, не в силах больше терпеть, вцепилась в густые черные волосы Рамона, собираясь молить его о пощаде, произошло чудо, и огненная волна, которая плавила ее изнутри, достигла своего пика и распалась, задержавшись на несколько секунд, чтобы отхлынуть и разлиться по всему телу нежным и острым наслаждением. Нена почувствовала, что у нее подгибаются ноги, и, когда Рамон подхватил ее, она обессиленно склонилась к нему.
