Кроме собственных хозяйств, князья, являясь верховными собственниками земли, имели право на определенную долю прибавочного продукта из подвластной территории, который изымался через систему податей. Зная все это, как-то даже неудобно всерьез рассуждать на тему социального статуса княжеской власти в X–XIII вв. И при очень большом желании обнаружить ее общинный характер невозможно.
По мнению ряда историков, князь в Киевской Руси, несмотря на значительный общественный вес, все же не стал подлинным государем. Этому, будто бы, воспрепятствовала самодеятельность народных общин. К сожалению, в этих общих утверждениях осталось необъясненным, что такое «подлинный государь», а также что понимать под «самодеятельностью народных общин». Согласно И. Я. Фроянову, она проявлялась в том, что князь, приезжая в ту или иную волость, должен был входить в соглашение с вечевой общиной и принимать выдвигаемые ею условия, ставившие его в определенные рамки. В ряде своих работ он распространил эту «самодеятельность» даже на право избирать князей.[57]
Если руководствоваться мерой влияния общины на княжескую власть, тогда окажется, что князья X — первой половины XI вв. были более подлинными государями, чем князья последующих времен. Всех их сажал на столы великий киевский князь, ни в какие договорные отношения с общиной они не входили, а следовательно и не были стеснены ее условиями.
Но ведь и во второй половине XI — начале XIII вв. ситуация с вокняжениями не была принципиально иной. Князья не просто приезжали в ту или иную волость или избирались ее общиной, а ставились великим киевским князем, занимали столы по принципу старшинства, вотчинного права, утверждались на них посредством силового захвата. И реже всего по приглашению. Так называемая вечевая община, могла оказывать на это лишь косвенное влияние. На народных собраниях эти вопросы не обсуждались, и никакие ряды-договоры о занятии столов не составлялись. Тем более между вечевой общиной и князьями. Ни одного такого договора древнерусская общественно-политическая жизнь и не знает.[58]
Историки, настаивавшие на практике рядов, как правило, ссылаются на фразу в рассказе о призвании варяжских князей, — «поищемъ сами в собѣ князя, иже бы володѣлъ нами и рядилъ по ряду, по праву»,[59] — в которой ничего о договоре не сказано. В переводе на современный язык фраза может означать: «Управлять по закону, по праву», м.б. по справедливости, а не по какому-то специальному соглашению. К тому же, в ней ничего не говорится, что решение это принимало народное собрание. И. Я. Фроянов, утверждая это, ссылается, в том числе, и на В. Т. Пашуто, но совершенно некорректно, поскольку последний склонялся к противоположному выводу. «Призванный князь, выражая волю местной знати, „рядил по ряду, по праву“. Право это порождено частной собственностью, феодальной по своей социальной природе».[60]
Для XII в. в качестве примеров практики договорных отношений князя и вечевой общины приводятся свидетельства летописи о киевских княжениях Ростислава Мстиславича и Мстислава Изяславича. В первом случае речь идет не о договоре между князем и городом вообще, а лишь о заручительстве поддержкой киевлян для осуществления похода на Чернигов. Против него были мужи Ростиславли, которые и посоветовали князю обратиться за поддержкой к киевлянам. «А ты ся еси еще с людьми Киевѣ не утвердилъ».[61] С какими людьми в Киеве должен был утвердиться Ростислав, в летописи ничего не сказано.
Во втором — свидетельство летописи более конкретное. Мстислав Изяславич, вступив в Киев, «възма рядъ съ братьею и съ дружиною и с кияны».[62] Как видим, «кияне» здесь стоят в одном ряду с князьями Владимиром Мстиславичем, Рюриком и Давыдом Ростиславичами, а также с дружиной, что свидетельствует о каком-то общем соглашении-ряде. К тому же, под «киянами» здесь следует понимать не все народонаселение Киева, а его лучших представителей, которые вместе с князьями-братьями приглашали Мстислава занять Киев.
Ситуация практически повторилась в 1172 г. при новом занятии Киева Мстиславом Изяславичем. На этот раз в Киев его никто не приглашал. Он, как пишет летописец, пошел туда ратью, заручившись поддержкой брата Ярослава, Святополка Юрьевича, Святослава Всеволодовича и «галичан». Как ив 1169 г., путь его пролегал через черноклобукское Поросье, где его силы пополнились дружинами берендеев и торков. Заняв Киев, Мстислав «взъма рядъ съ братьею, и съ дружиною, и с Кианы».[63]
В обоих случаях Мстислав Изяславич не просто был посажен в Киеве, а овладел им с помощью военной силы. В 1169 г. только Ярослав Галицкий выделил ему в помощь пять полков. Киевляне всегда принимали сторону сильного, однако говорить об их суверенном выборе себе князя в таких условиях не приходится.
Показательным в определении роли общины в посажении князей может быть пример с Изяславом Давыдовичем. В трудное время, когда грозила опасность половецкого нападения, а Киев покинул Ростислав Мстиславич, свои услуги предложил киевлянам Изяслав Давыдович: «Хочю к вамъ поѣхати». Они послали к черниговскому князю епископа Демьяна Каневского и пригласили его в Киев: «Ты еси нашь князь, а поѣди». Изяслав занял киевский стол, но понимая, что воля киевлян не является гарантией прочности его киевского княжения, начал переговоры со Святославом Ольговичем о том, «якоже бы Изяславу у Киевѣ сѣдѣти, а Святославу у Черниговѣ».[64]
Вскоре его опасения и сбылись. К Киеву пришел Юрий Долгорукий и потребовал освободить стол на том основании, что «мнѣ отцина Киѣвъ, а не тобѣ». Изяслав сослался на волю киевлян: «Ци самъ есмь ѣхалъ Киевѣ? посадили мя Кияне». После этого отказался от Киева. Киевляне не стали защищать свой прежний выбор, а по поводу занятия Киева Юрием Долгоруким их никто и не спрашивал. Как подытожил летописец, Юрий «сѣде на столѣ отець своихъ и дѣдъ», то есть занял его на основании отчинного права.
