Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Особенно когда рядом появлялись провокаторы.
Я почувствовала спиной его присутствие задолго до того, как он начал вслух пересчитывать сияющие отполированные пары ботинок на столе. От него пахло мясом с пряностями и машинным маслом. Не слишком удачное сочетание. К которому вскоре добавился еще и запах сигаретного дыма. Ощущая на себе тяжелый, пристальный взгляд, я попыталась выпрямиться. Казалось, два тяжелых кулака уперлись мне между лопаток.
– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…
Неужели цифры могут звучать так зло и резко?
В Термонде нам не разрешалось касаться друг к друга или солдат, но это вовсе не означало, что солдаты не могут трогать нас. Мужчина сделал два шага вперед. Носы его ботинок – таких же, как те, что стояли на столе, – уперлись в задники моих туфель. Я ничего не сказала. Солдат положил мне на плечо руку, будто бы рассматривая готовую работу, и прижался ко мне.
Сгинь, – мысленно сказала я, сгорбив спину и глядя только вперед. – Сгинь, исчезни.
– Отвратительно, – прорычал СПП за моей спиной. От его тела исходил такой жар, что можно было сжечь целый дом. – Ты все сделала неправильно! Смотри – ну-ка, смотри, девчонка!
Я отважилась краем взгляда посмотреть на своего обидчика. Он выхватил из моей руки тряпку с полиролем и придвинулся еще ближе. Мужчина оказался невысоким, всего на дюйм выше меня, со сплюснутым носом и толстыми щеками, надувающимися при каждом вдохе.
– Как эти, – сказал он, указывая на собственные ботинки. – Смотри на меня!
Это была ловушка. Нам не разрешалось смотреть солдатам прямо в глаза.
Вокруг раздалось несколько смешков. Смеялись не девочки, нет, – другие солдаты.
Я чувствовала, как внутри меня все кипит. На дворе стоял декабрь, и температура воздуха на фабрике не превышала четырех градусов тепла, однако по моим щекам потекли струйки пота. Из горла вырвался хриплый лающий кашель.
В этот момент мне вдруг стало легче. Сэм не имела права смотреть на что-то, помимо собственной работы, однако я видела, как ее быстрый оценивающий взгляд скользнул по мне. Шею, а затем и лицо Сэм залила краска, оставалось лишь гадать, какие слова клокочут у нее внутри. Острый локоть подруги легонько коснулся моего, словно в напоминание, что она все еще здесь, рядом.
А потом я с замиранием сердца почувствовала, как ботинок все того же СПП ударил меня по плечу и руке и впечатался в стол прямо перед моим носом.
– А вот эти ботинки, – медленно промурлыкал он, пнув пластиковый контейнер с выполненной работой, – ты зашнуровала?
Если бы я не знала, какое за это бывает наказание, то заплакала бы. С каждой секундой я чувствовала себя все более глупо и сконфуженно, однако сказать ничего не могла. Не могла даже двигаться. Мой язык словно усох вдвое, зубы плотно сжались. Мысли в голове назойливо жужжали, сливаясь в одно мутное облако. Перед глазами все расплывалось.
Позади захихикало еще несколько человек.
– Шнуровка просто отвратительная.
Другой рукой он взял меня за левый бок. Теперь наши тела прижались друг к другу так плотно, что не осталось ни одного свободного сантиметра. Во рту у меня появился привкус кислятины.
За столами воцарилась тишина.
Мое молчание лишь сильнее распаляло СПП. Без единого слова он схватил контейнер и перевернул его. Сотни ботинок раскатились по всему столу с ужасающим грохотом. Теперь все взгляды были обращены на меня. Словно на нас направили огромный прожектор.
– Дрянь, дрянь, дрянь, дрянь, дрянь! – выкрикивал он, раскидывая обувь. Ботинки были хорошими. Идеальными. Обычные ботинки, хотя я знала, чьи ноги будут в них ходить. – Зеленая, ты не только тупая, но еще и глухая?
А потом, словно гром посреди ясного неба, отчетливо прозвучал голос Сэм:
– Это мой контейнер.
У меня в голове пронеслась лишь одна мысль: «Нет, только не это!»
Я почувствовала, как СПП от неожиданности отпрянул назад. Они всегда реагировали так, крайне удивленные тем, что мы умеем говорить, использовать слова против них.
– Что ты сказала? – рявкнул он.
Я видела, что Саманта собирается сделать. Она смаковала слова, точно лимонную конфетку.
– Ты меня слышал. Или от запаха полироля у тебя мозг отказал?
Подруга не отрываясь смотрела на меня, и я знала, чего она ждет. Сэм требовалась моя поддержка.
Я сделала шаг назад, обеими руками держась за живот.
Не надо, – мысленно пробормотала я, – не надо. Она сама справится.
Храбрости Сэм было не занимать, тайн не имелось, но каждый раз, когда подруга вставала на мою защиту, я в ужасе пятилась назад, чувствуя себя предательницей. Теперь это повторилось снова. От ужаса я не могла говорить. Если они заглянут в мое досье, если увидят бланки и начнут их изучать, ни одно наказание Сэм не сравнится с тем, что они сделают со мной.
Так я себя успокаивала.
Парень криво усмехнулся.
– У нас тут одна живая.
Давай Руби, давай! Эти слова ясно читались в наклоне ее головы, в напряженных плечах. Сэм не понимала, что будет со мной после этого. Я не была храброй.
Но хотела быть. Так хотела!
И все же не могла. Произнести слова вслух оказалось выше моих сил. Сэм легко прочитала это по моему лицу. В глазах подруги мелькнуло понимание, а затем СПП подошел и взял ее за руку, уводя прочь от стола и от меня.
Обернись, – молилась я.
Ее собранные в хвост светлые волосы с каждым шагом раскачивались из стороны в сторону, взлетая выше головы солдата. Обернись. Мне нужно было, чтобы Сэм увидела, как я сожалею, поняла, как мне плохо: как больно в груди, как тошнит и лихорадит. Каждая мысль наполняла меня еще большим отвращением к самой себе. Зрители отворачивались один за другим. Солдат не вернулся. Не осталось никого, кто бы видел, как я плачу. Я научилась делать это беззвучно много лет назад. Так с чего бы кому-то поворачиваться в мою сторону? Я вновь оказалась в тени Сэм. Как обычно.
Наказанием тому, кто заговорил без разрешения, был день изоляции. Преступника наручниками пристегивали к воротам. Температура и погода не имели значения. Я видела детей, сидящих в сугробе, с синими от холода лицами, и никто не дал им даже одеяла, чтобы укрыться. Видела обожженных солнцем, покрытых грязью и отгоняющих мух свободной рукой. Не удивительно, что наказанием за ответ СПП или лагерному инспектору было все то же самое, но без пищи, а порой и без воды.
Сэм вернулась в бокс через два дня. Наказание за грубый ответ оказалось настолько ужасным, что она не могла о нем говорить. Одежда подруги промокла, Сэм дрожала и выглядела так, словно спала так же мало, как и я. Спрыгнув с койки, я бросилась ей навстречу. Сэм едва успела пройти половину пути до кровати.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103