Качели. Они, должно быть, слезли с качелей. Наверное, пошли в лес.
Качели еще двигались — их качал ветер. А потом она увидела варежку. Варежку Мисси, застрявшую в металлических звеньях цепи.
Вдалеке раздался какой-то звук. Что это за звук? Там дети.
Озеро! Они, должно быть, у озера. Им не разрешается ходить туда, но они могли и пойти. Их найдут. Как и других. В воде. С мокрыми, распухшими, застывшими личиками.
Она схватила рукавичку Мисси — рукавичку с улыбающейся рожицей — и, не разбирая дороги, кинулась к озеру через лес, снова и снова выкрикивая их имена. Вот и песчаный берег.
Там под водой что-то блестело. Неужели что-то красное… вторая варежка… ручка Мисси? Нэнси вбежала в ледяную воду по плечи и наклонилась. Там ничего не было. Обезумев, Нэнси сцепила пальцы, провела руками в воде. Опять ничего — только ужасный холод, от которого все коченело. Она посмотрела вниз, стараясь разглядеть дно, наклонилась и упала. Ледяная вода хлынула в ноздри и рот, обожгла лицо и шею.
Каким-то чудом она поднялась и выбралась на берег прежде, чем мокрая одежда снова потянула ее вниз. Она упала на покрытый коркой льда песок. В ушах гудело. Сквозь туман перед глазами она взглянула на лес и вдруг увидела его — его лицо… Чье лицо?
Пелена окончательно заволокла глаза. Звуки стихли: скорбные крики морских чаек… плеск воды… Тишина.
Там ее и нашли Рэй и Дороти. Нэнси лежала на песке: ее била дрожь, волосы слиплись, одежда облепила тело, бессмысленный, непонимающий взгляд устремился в одну точку, покрасневшие волдыри вскочили на руке, прижимавшей к щеке маленькую красную варежку.
6
Джонатан старательно вымыл и сполоснул тарелку после завтрака, выскреб сковородку от омлета и подмел пол на кухне. Эмили была аккуратной по природе, ей ничего не стоило поддерживать порядок, и за долгие годы их совместной жизни он научился ценить комфорт опрятности. Он всегда вешал одежду в шкаф, клал грязные вещи в корзину для белья и убирался на кухне сразу после еды. Он даже зорко подмечал мелочи, которые пропускала его уборщица, и по средам после ее ухода доделывал всяческие пустяки: мыл жестяные коробки и безделушки, полировал мебель, которая оставалась матовой от воска.
В Нью-Йорке они с Эмили жили на Саттон-Плейс, на юго-восточном углу 55-й улицы. Их дом тянулся от магистрали ФДР до края Ист-Ривер. Иногда они сидели на своем балконе на семнадцатом этаже, смотрели на огни мостов и говорили о том времени, когда выйдут на пенсию, поселятся на Кейпе и будут любоваться озером Маушоп.
— Но тогда у тебя не будет Берты, — поддразнивал он ее.
— К тому времени, как мы переедем, Берте будет пора на пенсию. Своим новым помощником я возьму тебя. Нам понадобится лишь уборщица раз в неделю. А ты как? Разве ты не будешь скучать по машине, которая забирает тебя у подъезда в любое время, когда пожелаешь?
Джонатан ответил, что решил купить велосипед.
— Я бы катался на нем и сейчас, — признался он Эмили, — но, боюсь, некоторые наши клиенты могут огорчиться, если поползут слухи, будто я приезжаю на работу на велосипеде.
— А еще ты должен непременно попробовать себя в литературе, — подсказала Эмили. — Иногда мне хочется, чтобы ты просто рискнул и сделал это уже давным-давно.
— Никогда не мог себе этого позволить, особенно с такой женой, — отозвался он. — Война одной женщины против экономического спада. Вся Пятая авеню получает прибыль, когда миссис Ноулз идет по магазинам.
— Это все ты виноват, — возразила она. — Сам же велишь тратить твои деньги.
— Мне нравится тратить их на тебя, — сказал он. — И я не жалуюсь. Мне повезло.
Если бы только они прожили здесь вместе хотя бы несколько лет… Джонатан вздохнул и повесил кухонное полотенце на крючок. С тех пор как утром он увидел в окне Нэнси Элдридж и ее детей, он был немного подавлен. Может, все дело в погоде или наступающей долгой зиме, но он был обеспокоен, встревожен. Что-то мучило его. Такой же зуд изводил его, когда он готовился к выступлению в суде, а некоторые факты никак не согласовывались.
Что ж, сейчас он сядет за стол. Ему не терпелось начать работу над главой про Хармон.
Мог бы досрочно выйти на пенсию, подумал Джонатан, медленно идя к своему кабинету. Как выяснилось, именно это он и сделал. Потеряв Эмили, он продал их квартиру в Нью-Йорке, написал заявление об уходе, рассчитал Берту и, как собака, зализывающая раны, приехал в этот дом, который они вместе выбирали. Когда первая гнетущая волна горя схлынула, он нашел некое успокоение.
Теперь написание книги превратилось в интересное и увлекательное занятие. Когда у него возникла мысль ее написать, он попросил Кевина Паркса, дотошного свободного исследователя и старого друга, приехать на выходные и в общих чертах изложил ему свой план. Джонатан выбрал десять противоречивых уголовных дел и поручил Кевину собрать весь доступный материал по этим процессам: протоколы заседаний, показания, газетные отчеты, фотографии, сплетни — все, что можно найти. Джонатан тщательно изучал каждое досье, а потом решал, как писать главу — либо согласиться с вердиктом, либо опровергнуть его, указав свои причины. Книгу он назвал «Вердикт под сомнением».
Три главы он уже написал. Первая называлась «Дело Сэма Шеппарда». Его мнение: невиновен. Слишком много лазеек, слишком много сокрытых улик. Джонатан соглашался с мнением Дороти Килгаллен: присяжные признали Сэма Шеппарда виновным в супружеской измене, но не в убийстве.
Вторая глава называлась «Дело Капполино». Мардж Фарджер, по его мнению, самое место в тюремной камере вместе с ее бывшим дружком.
Только что законченная третья глава называлась «Дело Эдгара Смита». С точки зрения Джонатана, Эдгар Смит был виновен, но заслужил свободу. Сегодня от пожизненного заключения прошло четырнадцать лет, а он исправился и учился в жуткой камере смертников.
Джонатан сел за свой массивный стол и вытащил из картотечного ящика толстые картонные папки, прибывшие почтой накануне. Все они были помечены: «ДелоХармон».
К первому конверту была приколота записка от Кевина:
Джон, ты наверняка с удовольствием примешься за это дельце. Подсудимая оказалась легкой добычей для прокурора, даже ее муж сломался и практически обвинил ее перед присяжными. Если когда-нибудь найдут пропавшего свидетеля обвинения и снова привлекут ее к суду, лучше ей придумать историю поправдоподобней, чем в прошлый раз. Тамошняя окружная прокуратура знает, где она сейчас живет, но молчит. Где-то на востоке — вот и все, что мне удалось из них вытянуть.
С колотящимся сердцем — он всегда волновался, сталкиваясь с очередным интересным делом, — Джонатан открыл досье. Он не позволял себе много размышлять, пока не соберет весь материал, но удивился, как хорошо помнит это дело, рассматривавшееся в суде шесть или семь лет назад. Он вспомнил, что тогда одни лишь свидетельские показания оставили множество вопросов… Вопросов, на которых он хотел сосредоточиться сейчас. Уже тогда ему показалось, что Нэнси Хармон не рассказала всего, что знала об исчезновении своих детей.
