Он втянул голову в плечи и бросился бежать, не помня себя. Оглушительный удар грома точно разорвал небо и землю… Саша поскользнулся на мокрой траве и кубарем скатился в овраг. Стрелка бросилась за ним.
Дождь лил немилосердно, хлестал холодными струями по плечам, заливал глаза. Саша с трудом поднялся на ноги. Он еще попытался подняться по крутому склону, но мокрая глина тяжелыми комьями налипала на сапоги, и ноги все время оскальзывались. Он уже совсем было пал духом, когда буквально в нескольких шагах заметил пещерку вроде маленького грота и нырнул туда, как напуганный зверек, ищущий убежища. В полный рост здесь не выпрямиться, но в тесном и темном пространстве было, по крайней мере, сухо. Вот хорошо! Он уселся по-турецки, положил рядом с собой бесполезное уже ружье (порох-то, наверное, отсырел!) и стал ждать, пока гроза кончится.
Стрелка свернулась клубком у его ног, уткнув острую, точеную мордочку в передние лапы, нервно вздрагивала всем телом при каждом новом ударе грома и тихо поскуливала.
— Хорошая, Стрелка, хорошая… — ласково приговаривал Саша. — Не бойся!
Он гладил собаку по спине, перебирал спутанную мокрую шерсть и сам не понимал — ее успокаивает или себя самого.
Между тем гроза уже стихала понемногу. Удары грома звучали все реже и глуше, как будто издалека. Саша выглянул наружу. Вот и небо развиднелось… Дождь еще идет, но это ненадолго.
— Все, Стрелка! — сказал он весело. — Скоро домой пойдем.
Собака поднялась на ноги, отряхнулась и, принюхиваясь к чему-то, вдруг начала рыть передними лапами рыхлую и влажную землю. Неужели падаль какую-нибудь нашла?
— Тубо! Нельзя! — крикнул Саша. — Ко мне, Стрелка!
Собака не откликнулась на его зов, только коротко тявкнула и вновь принялась за свое занятие. Согнувшись в три погибели, Саша подошел поближе, присел на корточки.
— Ну, что там у тебя? Кость?
Нет, не кость… Стрелка покосилась на него темным умным глазом и покорно отошла в сторону. Из земли торчало что-то круглое, похожее на горлышко глиняной крынки, в которых крестьянки хранят молоко и сметану. Саша осторожно разгреб землю вокруг. В самом деле, крынка! Ну, или очень похожий на нее глиняный сосуд. Только старый очень, весь черный, растрескавшийся… Интересно только, кому понадобилось его здесь зарывать? Он вспомнил рассказ о Кудеяровом кладе. Неужели? Во рту даже пересохло от волнения.
Саша осторожно извлек свою находку — и охнул от неожиданности, такой тяжелой она оказалась. Горлышко запечатано глиной и сверху еще замазано чем-то черным и вязким, вроде загустевшей смолы. Он вытащил охотничий нож и осторожно соскреб ее. Руки немного дрожали, но он справился.
Он не сразу отважился посмотреть, что там внутри — так отчаянно колотилось сердце. Ну-ка, переберемся к свету поближе…
Он даже не очень удивился, когда увидел золотые монеты — старинные, с неровными краями, словно бы отчеканенные наспех и кое-как. Потом, через много лет, уже учась в университете, Саша узнает, что в те времена монеты чеканили холодным способом, отрубая от круглого прутка более или менее одинаковые кругляши, а потом отправляя их под пресс, потому и выходили они такими неровными и неодинаковыми. Но сейчас он только подивился их грубой красоте. Солнце уже показалось из-за туч вдалеке, и в его лучах они сверкали, словно долго-долго ждали своего часа и вот теперь — дождались наконец.
На самом верху лежал перстень с большим синим камнем овальной формы. Саша взял его в руки, чтобы получше рассмотреть. На ощупь кольцо оказалось странно теплым, как будто его только что сняли с руки. Женской, наверное — очень уж маленькое, Саше бы даже на мизинец не налезло. Почему-то оно выглядело удивительно новым, сияющим, словно и не пролежало в земле — много лет. Камень, в форме кабошона, как маменькина опаловая брошь, излучал странный свет, словно светлячок летней ночью. Вокруг него по тонкому золотому ободку были вырезаны какие-то непонятные знаки — не то буквы неизвестного языка, не то просто узор из чудных завитушек. Саша долго рассматривал его, поворачивал так и эдак, любуясь игрой света в камне, потом зачем-то зажал в кулаке…
И в этот миг с ним случилось нечто такое, о чем всю свою жизнь он так и не осмелился рассказать никому.
Весь мир вдруг закачался у него перед глазами. Дневной свет погас, земля ушла из-под ног, и ему показалось, что он летит куда-то сквозь кромешную тьму. Когда глаза снова стали различать окружающее, Саша ощутил себя стоящим на морском берегу, усыпанном крупной галькой. Волны лижут босые ноги, и ласковый соленый ветерок перебирает волосы, и белые чайки летают над водой… Он даже не успел удивиться, как оказался здесь, когда обернулся и его взгляду предстало еще более удивительное зрелище.
Вдалеке, на высоком каменистом холме, окруженный стеной из розовато-золотистых, грубо обтесанных каменных глыб, стоял город! Он так гармонично и цельно вписывался в ландшафт, словно вырос из него, как живое существо, а не был построен человеческими руками.
Саша прищурился. Он мог разглядеть только ворота, по бокам которых стояли две сторожевые башни, да крыши домов, отливающие золотом на солнце.
— Золотой город… — прошептал он.
Словно завороженный, он пошел туда, к воротам… Почему-то ему казалось, что этот город — и есть единственное место на земле, где он может узнать и увидеть что-то очень важное, только ему предназначенное. И до него так близко, просто рукой подать!
Под ногу попался острый камешек. Саша вскрикнул от боли, оступился и упал. Перед глазами вспыхнул багрово-красный огненный шар, и все исчезло.
Когда темнота рассеялась, он снова сидел в пещерке, сжимая кольцо в кулаке. Стрелка, помахивая хвостом, лизала и лизала ему лицо. В душе появилась легкая досада — и вместе с тем уверенность, что чудесный город и вправду существует и когда-нибудь он непременно найдет его.
Что это было — короткий сон или видение — он так и не понял. Одно знал точно — расстаться с этим кольцом будет выше его сил. Расстегнув грязную, насквозь промокшую каламянковую рубаху, Саша снял нательный крест и привесил кольцо на гайтан. Ощутив его на груди, возле самого сердца, он почему-то почувствовал себя совершенно спокойным и почти счастливым.
Он бережно опустил свою находку в пустой ягдташ, стараясь, чтобы крынка стояла ровно и монеты не просыпались, осторожно поднялся на ноги и вышел наружу из своего убежища.
Дождь уже кончился. Подниматься из оврага по размытому склону было тяжело, но и сил как будто прибыло, как после долгого отдыха или сладкого сна. Словно по наитию он находил самый удобный путь, и ноги ступали крепко, уверенно.
Выбравшись, наконец, из оврага, он обернулся и посмотрел на небо. В глубокой и чистой синеве, словно омытой прошедшим дождем, протянулась радуга. Саша еще долго смотрел на нее. Казалось, кто-то там, наверху, протянул широкий, празднично-разноцветный мост от земли до неба… Потом, будто спохватившись, закинул на плечо потяжелевший ягдташ и зашагал прочь по раскисшей дороге.
