Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
— Она прекрасна, — простонал он. — Прекрасна, прекрасна!
— Да, хороша, — кивнул Бог. — Ну, рассказывай дальше.
Лжец в отчаянии застонал:
— Ты должен смотреть на нее, Патриарх. Неужели тебе непонятно?
— Для этого у меня будет достаточно времени.
Прелестная-Как-Цветок трудилась теперь над правой и левой грудью одновременно. Лавина блестящих волос металась дико из стороны в сторону. Она и Бог. Лжец разрывался, отчаянно молотил себя кулаками по голове.
— Ну что же, — проворчал Патриарх. — Если ты ничего больше мне не расскажешь, я приглашаю Мудрейшего сыграть партию в шашки.
Как прежде пиво, доска появилась сама собой и мгновенно. Патриарх молча склонился над ней, потрясывая стаканчик с костями. И сразу же гости стали вести себя по-иному. Ухаживание и ласки почти прекратились, уступив место общему разговору о кушаньях и напитках, об играх и празднествах. Трудно было понять, ради чего так стараются музыканты, неясно было, к кому обращает свой танец Прелестная-Как-Цветок.
— Твой ход, — сказал Патриарх. — Желаю удачи.
— Мне иногда приходило на ум, — промолвил Мудрейший, — что было бы интересно, не доверяя велению случая, самим решать, какой ход нужно сделать.
— Странная это была бы игра, — возразил Патриарх. — Ведь нельзя все же играть без правил.
Он глянул вверх, увидел Прелестную-Как-Цветок и, ласково ей улыбнувшись, уставился снова на доску. А она, изгибаясь, показывала, как тонка ее талия, как прихотливы движения медленных бедер, едва прикрытых теперь одним покрывалом. Под густым слоем косметики выражение лица было практически скрыто, но, приглядевшись внимательно, можно было прочесть на нем явное беспокойство, и больше того — почти ужас. Переходя к каждой новой фигуре танца, она, сколько можно, растягивала ее, стараясь и этим способом подчеркнуть силу призыва. Она не жалела себя; ее гладкая кожа блестела не только от притираний.
Музыканты уже выбивались из сил. Арфист щипал струны яростно и упорно, как женщина, трущая камень о камень, чтобы зерно наконец превратилось в муку. У дудочника от напряжения косили глаза. И только барабанщик продолжал без усилий справляться со своим делом, меняя время от времени руки и барабаня поочередно то одной, то двумя сразу. Гости беседовали об охоте и шашках.
— Твой ход, Мудрейший.
Неодобрительно покачав головой, Мудрейший тряхнул стаканчик с костями. Забыв о приличиях, Лжец дергал Бога за край одежды. Но вот упало последнее покрывало. На безупречной блестящей коже Прелестной остались одни драгоценности. Уголки рта ее были опущены, символизируя, в соответствии с ритуалом, желание; между губами виднелись два ряда великолепных зубов. Наступила последняя фаза танца. Она начиналась у дальней стены и серией резких бросков, ритм и скорость которых определялись дававшей им силу музыкой, влекла танцовщицу через весь зал, заставляя через определенные интервалы вдруг замирать на полу, открывая все тайники своей плоти: руки раскинуты, колени распахнуты, живот поднят. И так весь зал насквозь: от Момента — к Моменту — к Моменту, и последним усилием — к ногам Бога, который от неожиданности толкнул доску, так что фигурки слоновой кости подпрыгнули и разлетелись вокруг. Дернувшись в изумлении, Бог раздраженно взглянул на дочь:
— Ты что?
Над залом повисла тяжелая тишина. Молчали гости, замерли музыканты, тихо лежали раскатившиеся по помосту шашки. Единственное, что было в движении, — тяжело дышащая грудь Прелестной-Как-Цветок. Упав обессиленно на пол, она лежала ничком, лицом вниз.
Патриарх шевельнулся, выражение гнева тускнело. Потерев лоб рукой, он сказал: «Да. Конечно. Я и забыл», — потом, свесив ноги, сел на край ложа.
— Ты знаешь, я…
— Да, Патриарх?
Патриарх взглянул вниз, на дочь.
— Прекрасно, моя дорогая. И в высшей степени возбуждающе.
Мудрейший склонился к нему:
— Тогда…
Лжец исступленно метался между Прелестной и Богом.
Патриарх сидел в прежней позе, опираясь двумя руками о ложе. Напрягшись, он напружинил все мускулы от плеча и до кисти. Подтянулся, вобрал живот так, что под слоем дрожащего жира слегка обозначились линии крепкого торса. На считанные мгновения замер.
— Патриарх, ну пожалуйста! Патриарх, дорогой наш!
Бог выдохнул. Взгляд стал расплывчатым. Тело провисло между не выдержавшими напряжения руками, искусственно подтянутый живот вновь округлился.
— Не могу, — сказал он бесцветно.
Подавленный вздох пронесся по залу, как шум пролетевшей гигантской стрелы. Все лица были опущены. Никто не решался поднять глаза, шевельнуться.
Среди сковавшей всех неподвижности Прелестная-Как-Цветок с усилием поднялась на ноги. Спрятав лицо в ладонях, Дрожа, спотыкаясь, она пробежала через весь зал, и створки занавеси сомкнулись за ней.
Из тени, скрывавшей заднюю часть помоста, торопясь, вышел юноша и, склонившись, прошептал что-то Богу на ухо.
— Ах да! — откликнулся тот. — Я иду.
Он поднялся на ноги, и по залу пронесся шелест: все тоже вставали, но молча, потупив глаза. Следом за юношей Патриарх миновал погруженное в тень пространство и оказался затем под открытым небом. Ночь, зависавшая над четырехугольным двором, приближаясь к зениту, стекала на землю и открывала бесчисленные огни обитателей неба. Ниже неслышно кравшейся ночи, около горизонта, небосвод был уже светло-синим, хрупким, едва способным выдерживать нависавшую тяжесть. Глянув на него мимоходом, Патриарх тихо присвистнул и заспешил в один из четырех углов двора, бормоча на ходу:
— Похоже, сегодня вечером вышло в обрез, без запаса.
В углу, возле стены, стоял низкий алтарь. С опаской поглядывая на темное небо, Патриарх совершил омовение священной водой, кинул щепоть благовоний на тлеющие угли, прошептал несколько слов, и густой столб белого дыма, поднявшись вверх, врезался в темноту. Обойдя быстро три остальных алтаря, он всюду воскурил столбы дыма. Какое-то время постоял, наблюдая за ними, потом повернулся, чтобы идти во Дворец.
— Как бы там ни было, а поддерживать небо я все же могу, — бурчал он, обращаясь то ли к сопровождавшему юноше, то ли к себе самому.
В зале гости сидели молча, опустив глаза долу. Скрючившись на коленях, Лжец судорожно вцепился руками в одну из четырех подпорок ложа, как будто надеялся: это поможет не утонуть. Патриарх взгромоздился, лег на бок, заговорил:
— Пить.
Но прежде чем кто-либо шевельнулся, Мудрейший перехватил его руку, с прежней спокойной улыбкой сказал:
— Патриарх, разве тебе непонятно?
Бог обернулся к нему, и крупное лицо дернулось судорогой.
— Что мне непонятно?
— Сегодня утром ты споткнулся, а сегодня вечером…
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
