— Ну, если подходить всерьез, то до двенадцати лет у меня ее не было, но уже задолго до двенадцати я начал догадываться, что она существует и можно ее найти. А догадываться, что она есть и может быть найдена, почти так же приятно, как если ее найти, почти, но не совсем. И нужно быть очень терпеливым и искать ее постоянно, без устали, даже если от этого все становится только сложнее и путанее. Зато если уж ты обрел ее однажды, то кончено, дружище, она всегда будет при тебе, и ты волен применять ее как угодно, делать из нее что пожелаешь — любые чудеса.
— Видишь ли, я и до сих пор не перестаю применять ее и не думаю, чтобы когда-нибудь перестал. Вообще же, использовал я ее по-всякому и главным образом — на писательство.
— Непременно.
— Я был бы рад объяснить тебе, но, говоря по правде, ни один человек не в состоянии рассказать это другому, даже отец сыну. Ты узнаешь сам, когда она к тебе придет. Обязательно узнаешь. Это величайшая вещь на свете. Ну а теперь, — сказал мой отец, — марш на шоссе, погоняем на велосипеде.
Сперва мы покатались на «Ралее», потом перешли на футбол. Каждый из нас по очереди то бил по мячу, то ловил его. Ноги у меня пока маловаты для нормального футбольного мяча, так что удары у меня большей частью получались не бог весть какие. Пробить я могу довольно далеко, только вот крученые удары у меня не выходят, а хороший удар должен быть именно таким. Зато ловить крученые мячи я наловчился здорово и брал их, кидаясь навстречу, и пропустил только шесть из целых двадцати, если не тридцати.
Сорняк
Когда мы возвращались к дому, отец сказал:
— Я хочу устроить сейчас небольшую прополку в своем огороде, а ты тем временем посиди на крылечке или же займись в комнате какой-нибудь книжкой.
— Посижу лучше здесь.
Я сел на ступеньку, а отец пошел к своим грядкам, присел на корточки и начал старательно вырывать проросшие между грядками сорняки.
— Имей в виду, — сказал он, — что, истребляя эти сорняки, я в то же время восхищаюсь ими.
— Ха-ха-ха!
— Чему ты смеешься?
— А тому, что ты всегда обо всем говоришь хорошее, даже о сорняках в своем огороде, а ведь каждому известно, что от них только вред.
— С сорняками вечно воюют, — сказал мой отец. — Наказания так и сыплются на них градом, но стоит хоть на миг от них отвернуться, и они снова тут как тут, такие же, как всегда, тихие-мирные, без тени самодовольства или гордыни и нисколько не озлобившиеся от того, что им пришлось претерпеть. Ну просто великолепная штука, достойная самого пристального внимания!
— Сорняки! Столько разговору из-за каких-то сорняков! Это же просто вонючки. Запах у них — ну прямо отвратный.
— О нет, всего лишь необычный. Никакие они не вонючки. Они пахнут так, как им полагается. И пахнут совсем не дурно. Конечно, от сорняков запах не тот, что от овощей или же от цветов, но запах этот не менее приятен, чем любой другой.
— Ха-ха-ха!
— Ну вот и конец прополке, которая требовалась сегодня. Теперь пошли в комнату, послушаем пианолу, почитаем немного, а там — в постель.
К музыке у отца моего любовь особая, не помню дня, чтоб он не послушал свою пианолу.
Автомобиль
В пятницу возвращаюсь я из школы на машине Эдвардо Джонфалы и вдруг вижу — возле дома моего отца стоит маленький красный «форд». «Интересно, кто это приехал в гости к папе?» — думаю я.
Но, поднявшись на крыльцо и войдя в дом, не обнаруживаю там никого, кроме отца, который сидит за карточным столиком и трудится над своей поваренной книгой.
— Чей это красный «форд»? — спрашиваю.
— Наш.
— То есть как?
— Мы его купили.
— Откуда у нас взялись деньги?
— Ребята из ремонтной Шуфи с Малибу-роуд уступили нам его в кредит и без первого взноса.
— Сколько он стоит?
— Сто долларов.
— Сколько нужно платить в месяц?
— По девять долларов. За год выходит сто и еще восемь. Эти восемь пойдут как плата за услугу.
— Ты уверен, что на нем можно ездить?
— Похоже, что можно.
— А верх опускается?
— Я уже несколько раз поднимал и опускал его, пока ты был в школе.
— Сколько ему лет?
— Одиннадцать.
— На год старше меня. Давай сейчас же выйдем и устроим ему пробу.
— Ладно. Мне нужно как раз подкинуть кое-что на почту, так что давай туда и съездим.
— Зачем ты купил его, па?
— Нам с тобой необходима машина. Отныне я буду отвозить тебя в школу сам, но только не в ту, что в Пасифик-Палисэйдс, а в другую, здешнюю.
— Выходит, что я пробуду здесь довольно долго?
— Ну, поскольку до сих пор ты ни словом не обмолвился о возвращении, я решил, что ты не прочь остаться.
— Конечно не прочь.
— Вот и прекрасно. В понедельник я отвезу тебя в здешнюю школу. Оставил ты что-нибудь в своей школе в Пасифик-Палисэйдс?
— Только врагов.
— Кто эти враги?
— Учителя, девчонки и всякое жулье.
— Отлично. Давай захватим эти письма и опустим их в ящик на почте.
Дорога
Мы вышли на Малибу-роуд и разместились в нашем маленьком красном «форде». Мотор заработал сразу, без проволочки, как только отец включил зажигание.
— Выгодное ты обделал дельце, па.
— Ребятам из мастерской машина досталась почти задаром, они без особого труда наладили мотор и решили, что этот «форд» необходим именно мне.
— Хорошие в мастерской у Шуфи ребята.
— Очень даже хорошие.
— Почему же мы не трогаемся с места, па?
— Надо подождать, пока мотор нагреется, тем более что он новый.
— Ну да, новый! Ему ж одиннадцать лет! Все равно что человеку — сто!
— И то верно. Как тебе нравится обивка?
— Из чего она?
— Из искусственной кожи.
— Еще бы, па! Замечательная обивка. Ну давай же, трогайся. Посмотрим наконец, пойдет ли эта машина.
И тут мой отец дал ей свободу, и она пошла. Она шла великолепно. Мы с тарахтением, с выхлопами катили по Малибу-роуд, подскакивая и описывая отчаянные дуги, ну прямо как участники одной из тех автомобильных гонок, которые проводятся каждый год во Франции и в Италии и которые показывают иногда в кинохронике. Когда мы подъехали к авторемонтной Шуфи, все тамошние ребята высыпали за дверь помахать нам, и мы помахали им в ответ, а один из них выбежал на дорогу посмотреть, как мы поедем дальше. Когда мы выехали на трассу, я сказал отцу: «Смотри, па, не влипни за превышение скорости. И надо придумать, как добывать ежемесячно девять долларов».
