Если обнаружена подводная лодка, мы должны начать сбрасывать глубинные бомбы, пока на помощь не подойдет эсминец. Тихоходный траулер в это время подвергается двум опасностям. Пока он не наберет полную скорость, глубинные бомбы могут взорваться у него прямо под кормой. А если командир слишком увлечется охотой за лодкой, то может потом и не догнать конвой.
Другой задачей траулеров было подгонять отстающие транспорты и предупреждать их, чтобы они не дымили слишком сильно. На такие просьбы шкиперы обычно отвечали довольно красочно, но чаще всего приходил такой ответ: "Если мы начнем жечь больше угля, чтобы набрать скорость, то получится слишком много дыма. Так какого черта вы от нас хотите? Чтобы мы захлопали крыльями и полетели?"
Обычно слишком сильный дым означал, что кочегары работают небрежно или вообще ленятся. Они забрасывают в топку слишком много угля, вместо того чтобы подавать нужное количество в нужное время, после чего усаживаются и смотрят, как крутятся колеса. "Лорд Остин" тоже получил выговор за это от командира. У нас из трубы вдруг повалил густой дым, расстилаясь косматой гривой за кормой, как это иногда случается с траулерами. С «Кеппела» раздраженно отсверкали: "Меньше дымить!" После этого с мостика в машинное отделение передали выговор. В ответ старший механик злобно бросил: "Ну и чего эти ублюдки от меня хотят? Чтобы я отстирал их поганый уголь?"
Для сигнальщиков покой, который царил в этих водах, иногда прерывался вспышками сигнальных ламп Олдиса, с помощью которых корабли эскорта обменивались сообщениями. Эсминцы непрерывно караулили момент появления подводной лодки, но все это было привычной, хотя и утомительной рутиной. Постоянная нехватка кораблей охранения означала, что им приходилось сопровождать то один конвой, то другой, либо в Северную Россию, либо на Мальту. Команды выполняли свою работу с угрюмым фатализмом, теряя товарищей от ударов вражеских подводных лодок и самолетов. Типичным сигналом для вахты на мостике было: "Курс такой-то, скорость такая-то. Занять позицию в 2000 ярдов на левом крамболе у такого-то. Я следую зигзагом по 20 градусов в обе стороны от генерального курса. На противоположном фланге конвоя 2 судна пропали примерно 2 часа назад. Кто-то сбросил серию глубинных бомб. В остальном — никаких происшествий. Чертовски холодно, но это как обычно!"
Походная рутина продолжалась. Посмотрим, как это выглядело на эскортном миноносце «Уилтон». Командир корабля практически жил на мостике, так как не мог полностью положиться на своих молодых, неопытных офицеров. Хотя сам он был всего года на 3 или 4 старше, у него за плечами был опыт 2 лет войны. Он спал, если удавалось, в кресле прямо на мостике. Хотя мостик был открытым и продувался всеми ветрами, кое-как удалось найти относительно тихое место в его передней части. Лишь изредка капитан мог насладиться роскошью отдыха в своей походной каюте, расположенной на одну палубу ниже. Это происходило, когда видимость была отличной и никаких событий не предвиделось. Поэтому капитан страшно уставал и довольно часто начинал злиться, однако офицеры терпеливо выносили его вспышки.
Они тоже проводили долгие часы на вахте и тоже очень нуждались в отдыхе и сне. Никто не раздевался. События могли развернуться слишком стремительно, поэтому они дремали, как могли, в своих каютах. Такой сон редко длился более пары часов.
Точно так же обстояли дела и на остальных кораблях конвоя. Все наши мысли занимали довольно простые желания: выспаться, хорошенько поесть и остаться в живых. Пока еще звонки боевой тревоги помалкивали. Но долго ли еще продлится это мирное плавание?
На следующее утро, 1 июля, была замечена первая подводная лодка. Она находилась на поверхности, и эсминцы сразу отогнали ее. Все поняли, что долго ждать не придется, и вскоре действительно появился первый вражеский разведчик, или «селедка», как мы их называли. Стояла легкая дымка, сквозь которую с трудом пробивались лучи солнца. Колокола тревоги загремели сразу, как только появился черный силуэт трехмоторного гидросамолета BV-138. Его нос был слегка наклонен вниз, словно разведчик что-то старательно вынюхивал. Это было действительно так. Самолет кружил за пределами досягаемости наших орудий, то скрываясь в тумане, то появляясь опять. Мы знали, что он передает на базу в Норвегию курс, скорость, состав и ордер конвоя.
Затем появилась еще одна подводная лодка. Загрохотали глухие взрывы глубинных бомб, сброшенных кораблями эскорта. Загудели сирены кораблей, которые таким образом сообщали свою позицию, потому что туман стал гуще. Внезапно загремели колокола на "Лорде Остине", который все еще находился значительно правее конвоя. Был замечен какой-то корабль. Наше 102-мм орудие немедленно развернулось в ту сторону, замок с лязгом проглотил снаряд и гильзу. Но туман внезапно рассеялся, и на горизонте появились несколько больших кораблей. Нам показалось, что в состав эскадры входят линкор, крейсера и эсминцы. Мы столкнулись с одними военными кораблями, транспортов не было. Мгновенно все подумали: может, это «Тирпиц» и «Хиппер», вышедшие из Норвегии?
После появления «селедки» необходимости соблюдать радиомолчание уже не было. Наш радист спешно передал командиру эскорта сообщение о замеченных неизвестных кораблях. В ответ пришел приказ: "Выяснить и доложить".
В результате наш отважный траулер ринулся вперед. Сигнальщик торопливо застучал шторками прожектора, вызывая таинственные «броненосцы». Прошло несколько томительных мгновений, и на горизонте замигал прожектор. Через минуту сигнальщик радостно крикнул: "Свои!"
Один из наших матросов иронически заметил: "Повезло, что мы не открыли огонь первыми. Мы могли потопить один из наших собственных линкоров".
Когда большие корабли уходили, не подозревая о переполохе, который вызвали, один из них передал: "Сожалею, что не могу сопровождать вас. Удачи!".
Это был красивый жест, но больше мы наших тяжелых кораблей не видели.
Во второй половине дня туман рассеялся, и теперь стал ясно виден весь конвой. Точно так же хорошо была видна и «селедка», болтающаяся на горизонте. Говорили, что при необходимости эти самолеты могут находиться в воздухе до 24 часов, потом их сменял другой разведчик. Немецкая система наблюдения работала с точностью часового механизма. Сгоряча кто-то сделал несколько выстрелов по немецкому самолету, однако снаряды, разумеется, пролетели слишком далеко от цели. Вскоре после этого к разведчику присоединились другие самолеты, на сей раз гидросамолеты-торпедоносцы «Хейнкель». Теперь над конвоем кружили уже 9 вражеских самолетов. Одно звено снизилось, направляясь к замыкающим кораблям, и где-то позади сразу затрещали зенитные автоматы. «Хейнкели» сбросили торпеды, но попаданий не добились. Затем последовала передышка, и на горизонте опять виднелся только разведчик. На кораблях сопровождения за последние сутки команды провели на боевых постах 18 часов.
В это время корабли сопровождения заправлялись с эскадренного танкера «Олдерсдейл». Танкер "Грей Рейнджер" пока берег топливо, так как должен был заправлять наши корабли в Архангельске. «Олдерсдейл» замыкал центральную колонну конвоя. Это была не слишком удачная позиция, так как во время заправки кораблям приходилось снижать скорость, и когда процедура завершалась, они оказывались далеко позади конвоя, что делало танкер очень уязвимым. Капитан Арчибальд Хобсон решил изменить процедуру. В начале каждой заправки он поднимал сигнал "Не обращать внимания на мои маневры" и увеличивал скорость, выходя из строя. Танкер проходил между колоннами, а когда оказывался на одной линии с головными судами, начинал заправку. В этом случае вся процедура проходила внутри кольца охранения, ни один из кораблей не отрывался от конвоя.
