За тысячелетнюю историю приграничного города и Австро-Венгерская, и Российская империи, и Речь Посполитая оставили свои зарубки, народили славных сынов и дочерей. Среди бродчан и знаменитый историк Отто Хауснер, и польский писатель Юзеф Коженевский, и один из основателей хасидизма Гершон бар Авраам Кутовер, и знаменитый советский разведчик, работавший в Берлине и Париже, а похороненный аж в Швейцарии Морис Бардах, и израильский писатель Садан Дов (Берл Шток), и Йозеф Рот, которого так ценил Иосиф Бродский. Этот австрийский писатель, знаменитый своим романом-хроникой о Габсбургской империи «Марш Радецкого», который включен в двадцатку лучших романов на немецком языке и дважды экранизирован, родился в Бродах, учился во Львовском и в Венском университетах, воевал в Первую мировую войну, после ее окончания работал в немецких газетах и писал сатирические романы о жизни послевоенной Европы. Бежал от нацистов во Францию, последние годы сильно пил и нищенствовал. В 1939 году покончил жизнь самоубийством. Думаю, что его бродское происхождение стало одной из отправных точек для интереса Иосифа Бродского, так же как и происхождение Исаака Бабеля.
На Украине Бродский чуть не стал киноактером. В 1971 году режиссер Вадим Лысенко пригласил его сыграть в фильме «Поезд в далекий август» секретаря Одесского горкома КПСС Наума Гуревича. Фильм рассказывал об обороне Одессы во время Великой Отечественной войны. Может быть, во время съемок фильма поэт и ездил из Одессы в свои Броды? Когда съемки были завершены (уже отсняли и хроникальные кадры прибытия героев обороны в город, и их встречу с одесситами 30 лет спустя, и заседание штаба обороны с участием Бродского и Джигарханяна, сыгравшего роль разведчика), вдруг раздался звонок из Киева: потребовали срочно показать в Госкино Украины отснятые материалы. Приказали переснять все кадры, где присутствует Бродский ввиду «несоответствия между важными политическими задачами фильма и неблагонадежностью неизвестного поэта».
Режиссеру Вадиму Лысенко пришлось взять на роль Гуревича другого актера. Однако Лысенко переснял с участием нового актера только крупный план. На среднем и дальнем плане остался Иосиф Бродский, но его фамилию пришлось выбросить из титров. Может, с тех пор и невзлюбил поэт украинских чиновников? Может, поэтому и относил свою историческую родину не к Украине, а к Польше? Он наверняка знал, что при поляках Броды сохраняли свой еврейский облик, а в советской Украине от него остались одни воспоминания. Впрочем, точно так же исчезли из города и поляки, и русские. Многовековая столица галицкого еврейства, колыбель всех Бродских, на сегодня полностью лишена привычного интернационального облика. О евреях напоминают лишь развалины древней синагоги и древнее еврейское кладбище.
Иосифа из Брод этот город по наследству приучил к мастерству своего дела, к вечной благодарности миру и спокойной иронии в самые трудные минуты жизни.
«ПОЛТОРЫ КОМНАТЫ»
Родился Иосиф Бродский 24 мая 1940 года в клинике профессора Тура, что на Выборгской стороне. К началу Великой Отечественной войны ему было чуть больше года. И отец его Александр Израилевич Бродский, и мать Мария Моисеевна Вольперт происходили из образованных еврейских семей. Предки отца родом из Брод, предки матери — из нынешней Латвии. Александр Израилевич Бродский родился в семье владельца типографии, любить и уважать книги приучился с малых лет. Позже родители содержали часовую мастерскую. Мать поэта Мария Моисеевна Вольперт родилась в Двинске (ныне Даугавпилс) в семье торгового агента по продаже знаменитых швейных машинок «Зингер», обучилась на бухгалтера, а ее сестра Дора Моисеевна стала актрисой БДТ и Театра имени В. Ф. Комиссаржевской.
«Мы звали ее Маруся, Маня, Манечка (уменьшительные имена, употреблявшиеся ее сестрами и моим отцом) и Мася или Киса — мои изобретения… „Не смейте называть меня так! — восклицала она сердито. — И вообще перестаньте пользоваться вашими кошачьими словами. Иначе останетесь с кошачьими мозгами!“ Несмотря на девичью фамилию (сохраненную ею в браке), пятый пункт играл в ее случае меньшую роль, чем водится, из-за внешности. Она была определенно очень привлекательна североевропейским, я бы сказал, прибалтийским обликом», — писал о маме Иосиф Бродский в своем знаменитом эссе «Полторы комнаты», целиком посвященном его ленинградскому детству и его родителям.
Ему самому с его стопроцентным природным еврейством просто невозможно было никем притворяться. Тем более и картавил он очень уж характерно, и внешность была ярко выраженная. Как позже не раз вспоминал в своих интервью Иосиф Бродский: «Впрочем, все и так сразу определяют, еврей ты или нет. Русские прекрасно умеют это различать. Когда меня спрашивали про мою национальность, я, разумеется, отвечал, что я еврей. Но такое случалось крайне редко. Меня и спрашивать не надо, я „р“ не выговариваю…» И далее: «Я абсолютный, стопроцентный еврей, то есть, на мой взгляд, быть евреем больше, чем я, уже нельзя. Здесь всё — и мать, и отец, и т. д. и т. п.».
Он с детства носил в себе эту отметину и постепенно привык никак не реагировать на «пятый пункт». «Понимание того, что я еврей, пришло ко мне довольно рано. Мою семью ничто не связывало с иудаизмом, абсолютно ничто. Но у системы был способ заставить человека осознать свою этническую принадлежность. В Советском Союзе есть удостоверяющий документ — паспорт, в котором указываются ваши имя, фамилия, место рождения и национальность… В школе быть евреем означало постоянную готовность защищаться. Когда меня называли „жидом“, я лез с кулаками. Я вообще довольно болезненно реагировал на подобные „шутки“, воспринимал их как личное оскорбление. Меня задевало, что я — еврей. Теперь не нахожу в этом ничего оскорбительного, но такое отношение пришло позже… Когда я работал на заводе, даже когда сидел в тюрьме, я удивительно мало сталкивался с антисемитизмом. Сильнее всего антисемитизм проявлялся у литераторов, интеллектуалов. Вот где к национальности действительно относятся болезненно, ведь от пятого пункта зависит карьера…»
В 1947 году Иосиф пошел в школу № 203 на Кирочной улице, 8. В 1950 году он перешел в школу № 196 на Моховой улице, а в 1953 году поступил в седьмой класс в школу № 181 в Соляном переулке… и был оставлен, как двоечник, на второй год. Подал заявление в морское училище подводников, но не был принят. Перешел в школу № 289 на Нарвском проспекте, где продолжил учебу в седьмом классе. На семи классах его образование и закончилось. Впрочем, какое-то время он походил в восьмой класс в 191-ю школу, но недоучившись, где-то в апреле пошел на завод «Арсенал» учеником фрезеровщика. Там проработал восемь месяцев, затем ушел работать санитаром в морг. Более чем оригинальная биография для интеллигентного еврейского мальчика. Представляю, как, с каким ужасом на все эти скитания по школам и моргам смотрели его родители. Когда отец Иосифа слег с инфарктом, летом 1957 года Бродский по его настоянию срочно «свалил из морга».
Кто из моих сверстников помнит то время, 1950–1960-е годы, тот знает: все родители мечтали, чтобы их дети получили сначала среднее образование, затем обязательно поступили в институты и т. д. Такое варварское отношение своего сына к учебе родителей Иосифа более чем бесило. Кочегар в бане, матрос на маяке, разнорабочий и т. д. — самые грязные и непрестижные работы. Такое поведение очень сильно раздражало отца — офицера, капитана 3-го ранга. Как вспоминает Бродский: «Родители столько ругали меня, что я получил настоящую закалку против такого рода воздействий. Все неприятности, которые причинило мне государство, не шли с этим ни в какое сравнение».
