– Ну, не знаю… – Лидия наморщила нос и замолчала. Именно этого она и опасалась. Разговоров о схватках и лекарствах, а потом, конечно же, о работе кишечника и кислой молочной отрыжке.
Наверное, малышка видела очень яркий и увлекательный сон: ее глаза были зажмурены, лицо иногда подергивалось, пальчики были согнуты на груди, как птичьи лапки. Лидия вспомнила, что должна сказать что-нибудь лестное.
– Ну что же, – произнесла она. – Девочка спит, и это хорошо.
Клемм улыбнулся и нежно посмотрел на ребенка.
– Это все, что она делает, – сказал он. – Спит и видит сны, кормится, испражняется, снова спит. Она просто ангел.
В течение какого-то времени трое взрослых сидели и ласково улыбались, глядя на спящую Виолу, пока наконец не пришли в себя, и Лидия обратила внимание на закуски и напитки.
Передавая стакан газировки, она с удивлением отметила, что Дикси по-прежнему выглядит беременной. Она носила блузку и узкие джинсы, и, насколько могла судить Лидия, ее внешность никак не изменилась со времени их последней встречи две недели назад, незадолго до рождения ребенка. Лидия задумалась об этом и на мгновение забеспокоилась, что с ее подругой что-то не в порядке, может быть, опухоль, но предпочла не спрашивать об этом.
Лидия передала Клемму банку пива «Гролш» и бокал, налила себе и уселась рядом с друзьями.
– Значит, ты первый раз вышла из дома после родов? – начала Лидия.
Оба кивнули.
– То есть мы с ней выходили в магазин на углу, но официально это ее первая поездка на автомобиле и первый званый обед.
– Должна сказать, вы оба выглядите замечательно, – сказала Лидия. – Да, вид у вас немного усталый, но в целом превосходный.
Она сама не знала, чего должна была ожидать: изможденные лица, заляпанная одежда, пустые глаза, лишенные всякого выражения? Нет, друзья казались веселыми, оживленными и вполне нормальными.
– Измученный, – согласилась Дикси. Она расшнуровала поношенные парусиновые туфли на резиновой подошве и стряхнула их под столом; небрежный и довольно неаккуратный жест, выдававший прежнюю подругу по съемной квартире.
– А у меня все просто великолепно, – заявил Клемм, – потому что мне вообще не нужно просыпаться!
Дикси смерила его испепеляющим взглядом.
– Твое время еще наступит, – заверила она. – Когда закончится грудное вскармливание, ты близко познакомишься со стерилизатором для бутылочек и с «Cow&Gate»[7]. Можешь не сомневаться!
Клемм слабо улыбнулся и погладил свой бокал. Лидия встала и включила газ под двумя воками[8], стоявшими на плите.
– Ну что же, – сказала она, улыбаясь друзьям. – Разве мы не прошли долгий путь? Кажется, еще вчера мы ютились в тесной квартирке, а теперь вы стали родителями, а я живу в этом здоровенном доме. Ну как, теперь мы взрослые?
Клемм и Дикси рассмеялись.
– Даже не думай об этом, – сказала Дикси. – У меня не идет из головы, что кто-нибудь поймет, какие мы неопытные, нагрянет к нам и заберет ребенка. Уверена, что акушерка считает нас парочкой неудачников.
Клемм и Дикси снова рассмеялись, и Лидия присмотрелась к ним. Ее друзья. Клемм был привлекательным мужчиной со слишком буйными густыми темными кудрями, поцарапанными после бритья щеками и слегка выпирающим животиком. Дикси была миниатюрной и стильной, с крашенными пергидролем светлыми волосами, у корней которых пробивалась заметная рыжина из-за запрета на осветление волос в конце беременности. Дикси и Клемм выглядели как парочка студентов-переростков. Впрочем, они такими и были. Лидия познакомилась с Дикси (на самом деле ее звали Сюзанной Диксон, но прозвище прилипло к ней с подросткового возраста) в университете в Аберистуите[9]. Дикси изучала кинорежиссуру, а Лидия – химию. Никто из них толком не мог вспомнить, как именно они познакомились, так как они были разными во всех отношениях. Но они прекрасно ладили друг с другом в течение десяти лет, сначала в съемной комнате над магазином в Аберистуите, а потом, когда карьерные пути привели их в Лондон, в двухкомнатной квартире в Кэмдене. Они называли себя «старой супружеской парой», и в этом сценарии миловидная и домашняя Дикси, у которой иногда возникало желание приготовить домашние кексы, несомненно, была женщиной, в то время как сухопарая и крепкая Лидия, не имевшая представления о разнице между сахарной пудрой и обсыпкой для торта, определенно была мужчиной.
Клемм вошел в их жизнь около года назад и сразу же понравился Лидии. Ей нравилось, что он был старомодным и порядочным, а его взгляды на жизнь отличались от взглядов кинорежиссеров и клубных менеджеров в кэмденских подвалах. Он брал Дикси на прогулки в Хит и заставлял ее есть мясо (она была довольно непоследовательной вегетарианкой). А потом – слишком быстро, с точки зрения Лидии, – Дикси забеременела от него. Они казались слишком молодыми, чтобы заводить ребенка. Год знакомства – слишком маленький срок, чтобы становиться родителями. Но с того момента, когда они узнали об этом, у них не было никаких сомнений. «Почему бы и нет? – спросила Дикси. – Это будет приключение».
Лидия подозревала, что приключения не обязательно подразумевают нечто хорошее.
Ребенок начал ерзать в кресле, и Лидия насторожилась. Не то чтобы она не любила детей, она просто не знала, как обращаться с ними. Она не брала младенца на руки с тех пор, как вышла из подросткового возраста, и даже сейчас она была не уверена, происходило ли это на самом деле или было разновидностью ложного воспоминания. Она с удвоенным рвением занялась обязанностями хозяйки из опасения, что Клемм или Дикси могут попытаться всучить ей ребенка, и не сводила глаз с лица малышки, когда ее отстегивали и вынимали из кресла. Тем не менее внезапно крошечное личико оказалось в нескольких дюймах от ее лица, взирая на нее с некоторой тревогой. Лидия ответила не менее встревоженным взглядом, и тогда малышка вполне предсказуемо расплакалась.
– Травма на всю жизнь, – ровным тоном сказала Лидия. Разумеется, ребенок заплакал. Она ожидала, что это случится. Лидия не умела вести себя с детьми и не могла принять позу или выражение лица, которое бы понравилось ребенку.
Малышка провела остаток трапезы, присосавшись к одной из набухших грудей Дикси, а затем некоторое время пролежала на плече у матери, патетически вглядываясь в стену. Лидия почувствовала жалость к малышке. Она была такой беспомощной и плохо приспособленной к жизни. С каждым днем ее глаза будут видеть несколько большую часть этого незнакомого мира, с каждым днем ее мозг будет обрабатывать больше информации о реальности, ее крошечные конечности будут удлиняться и увеличиваться в объеме, она научится пониманию и сопереживанию и будет расти, расти и расти… пока однажды она не проснется и не станет еще одним обычным человеком. Жаль, что такое масштабное и продолжительное путешествие приносит столь жалкую награду.
