Вика и Оля хохотали, представляя Маргариту Терехову, продающую на рынке платье, но у Оли возникла мысль, что в словах сестры есть резон. Действительно, работая киноактрисой, она будет зарабатывать больше. Это был спасительный аргумент в пользу отъезда в Москву.
А на самом деле это была лишь отговорка. Потому что ей самой безумно хотелось сниматься в кино и учиться именно в Москве, во ВГИКе, как хотел и папа. Оля поехала вместе с Викой в Москву, убеждая себя, что скорее всего провалится на первом туре.
— А я точно поступлю, — говорила Вика.
Поступили обе, успешно выдержав все экзамены. Вернулись в Днепропетровск на оставшийся до учебы месяц.
— Уже, считай, знаменитости, — философствовала Вика.
Они втроем лежали на пляже, но не на том, где бывали обычно и который находился неподалеку от их дома, а на центральном, расположенном на Комсомольском острове, куда из парка имени Шевченко вела канатная дорога.
К ним подходили знакомиться и молодые парни, и мужчины в возрасте. Это было делом обычным. Стоило Оле с Викой где-нибудь появиться вместе, как рядом сразу же оказывались представители противоположного пола любых возрастов. А уж на пляже, где на Вике, уже два года назад оформившейся в соблазнительную украинскую красавицу с тонкой талией, высокой женской грудью, пышными бедрами, был только купальник, им вообще не давали покоя. Без Вики к Оле и Рите никогда никто не подходил. Оля, конечно, как любая нормальная девушка, переживала по поводу того, что не нравится парням, но трагедии из этого не делала — ее мечты были переполнены кинематографом, миром чувств героинь, которых она будет играть, и настоящим, реальным мужчинам там не отводилось места. Но, конечно, было все равно обидно. Оля понимала парней. Кроме женственной фигуры, у Вики были живые карие глаза, в которых всегда мерцали искорки веселья, с ее губ, умело накрашенных яркой помадой, никогда не сходила белозубая улыбка. Те шутки, с которыми подходили к ним знакомиться мужчины, смущали Олю, заставляли ее краснеть, казались ей неприличными, а Вика так задорно хохотала в ответ и так бойко умела отвечать, ее черные кудри так красиво рассыпались по плечам, когда она, хохоча, откидывала назад голову. Оля всего этого не умела. Обычно Вика потом сердилась на нее или выговаривала тут же, шепотом:
— Ну что ты как кол проглотила, будь повеселее, улыбнись, им это нравится. Даже с твоей невзрачной внешностью ты будешь иметь успех. Посмотри, даже девушки, которые совсем страшненькие, встречаются с парнями, а ты так и будешь одна. И прекрати таскать с собой повсюду ребенка, он их тоже отпугивает.
Но Оля так и продолжала ходить с сестренкой, а уж теперь, когда им предстояло расстаться так надолго, они вообще были неразлучны. Вику это перестало раздражать, и сейчас она, лежа на пляже, только равнодушно отмахивалась от визитеров:
— Идите, мальчики, мимо, — называя мальчиками и солидных мужчин лет сорока.
— Вот липнут ко мне, как мухи к меду, — громко, не заботясь о том, что отвергнутые ухажеры могут услышать ее, говорила она. — Нужны они мне, провинциальная серость. У меня в Москве такие шикарные мужчины будут, не чета этим. Великие режиссеры, актеры… С машинами, дачами… И рестораны, банкеты, презентации… А я, — она села на песок и положила руку на ладонь воображаемому богатому кавалеру, — я, как королева, схожу с подмостков в Голливуде, получив «Оскара» за лучшую женскую роль года, щелкают вспышки фотоаппаратов, стрекочут кинокамеры, вокруг вьются знаменитости, ждущие одной моей улыбки, и я им улыбаюсь и выхожу из здания…
— А какое у тебя будет платье? — перебила ее Рита, которая зачарованно слушала ее.
— Шикарное, блестящее, с вырезом, обтягивающее фигуру, — снисходительно сказала Вика. — Ну а если зима, то на мне шуба из песца, белая и длинная, до пят.
— Не испачкается? — спросила Рита недоверчиво. — Может, лучше не такая длинная, может, полушубок.
— Дурочка, меня же ждет автомобиль на улице, — покрутила пальцем у виска Вика.
— Черная «Чайка»? — продолжала расспрашивать Рита.
— Нет, «Мерседес», белый. — Вика легла, надвинув шляпу на лицо. — Вот только эти веснушки нужно вывести, псевдоним красивый придумать, что это за фамилия — Коваленко? Смех, да и только. И биографию поинтереснее. Великая актриса — и вдруг дочь рабочих из Днепропетровска. — Рита ее уже не слушала, она мечтательно смотрела в синь неба, а Оля смотрела на нее, и в привычной жалости тонули ее собственные мечты, мало чем отличающиеся от Викиных. «Как я ее оставлю, как? Я не могу».
— А я… я никуда не поеду, глупости это все! — вдруг решительно сказала Оля.
— Олечка, ну почему глупости, ты же сама мне рассказывала, что папа тебе так говорил. Поезжай, пожалуйста, — уговаривала Рита, умеющая находить убедительные аргументы. — Папа разве говорил глупости?
— А ты не будешь по мне скучать? Тебе не будет без меня плохо? — Оля с надеждой вглядывалась в лицо сестренки.
— Нет, нет, не буду, — уверенно мотала головой Рита. — Ну честно, не буду. Зуб даю, — она по-мальчишечьи щелкнула себя ногтем по переднему зубу. — И у тебя будут каникулы, ты будешь приезжать, и я к тебе буду. А потом, когда мне будет семнадцать, я приеду тоже поступать. А известный режиссер, который будет тебя снимать, и меня сразу к себе возьмет. — Она представляла, что все будет так, в драмкружке.
«А почему бы и нет?» — подумала Оля и сделала то, что хотела, — сдалась на уговоры Риты и согласилась поехать.
Ее провожали мама и Рита. В глазах мамы была обычная безучастность: даже по прошествии шести лет ее состояние не изменилось. Ее пытались познакомить с одинокими мужчинами, но все старания были тщетны. Она совсем махнула на себя рукой, и, хотя ей было всего лишь тридцать шесть, ей можно было дать пятьдесят. А на Риту Ольга даже обиделась. Она говорила, что не будет скучать, но, что ей будет настолько все равно, она не ожидала. Рита даже не выразила желания помочь нести Олины вещи, хотя одна из сумок — с продуктами — была совсем легкой, и Ольга рассчитывала, что понесет ее Рита. Но у Риты были какие-то свои планы, она явно куда-то собиралась с вокзала и выглядела так, будто уже распрощалась с сестрой, — даже и не думала рассказывать, куда она пойдет и зачем тащит какой-то пакет с чем-то тяжелым, хотя раньше она всегда все выкладывала старшей сестре. На перроне Рита глазела по сторонам, с неохотой разговаривала с Ольгой и вообще не смотрела на нее, зато радостно и приветливо махала Вике, которая уезжала этим же поездом, только купейным вагоном, и тоже стояла на перроне около своего вагона — через два вагона от Олиного — и прощалась сразу с тремя парнями, каждый из которых считал себя единственным и только сейчас обнаружил, что у него есть конкуренты.
Родители Вики стояли чуть поодаль. Отец с возмущенным лицом что-то говорил матери, показывая на парней, которые почему-то рассердились не на свою прелестную предательницу, а друг на друга и намеревались затеять драку. А мать успокаивала его.
Все парни притащили по букету, и у Вики в руках была охапка цветов. Двух из них Ольга знала — один был их общий с Викой одноклассник, другой — из драмкружка. Оле они лишь сдержанно кивнули, поприветствовали и пожелали счастливого пути.
