Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Сейчас значительная часть Русской церкви сидит за приходской партой. И это обнадеживает. Искренность и ответственность в сочетании с глубокими и всесторонними знаниями – это знаки взросления. Цель истории – взращивание самостоятельной и зрелой личности, и решающая задача христианства сегодня – найти путь возрастания человека, не уводящий в сторону от Творца. Речь идет не только о возрастании святости, но и о росте интеллекта, независимости, социальной и творческой активности. Пока эта задача не решена, историческая судьба христианства стоит перед лицом смертельной угрозы. Русская религиозная мысль перед революцией поставила самые глубокие и жизненно актуальные вопросы. Но лишь поставила: ни один из этих вопросов подлинного решения пока не получил. Одни готовы удовлетвориться решениями иллюзорными и формальными, другие призывают отказаться от всяких вопросов и терпеливо ждать, пока Всевышний уничтожит этот ненавистный мир и переделает все заново. Но и те и другие забывают о том, что Его главная цель – сотворить самих как своих соработников, собеседников, соучастников в деле созидания мира. Задача нашего врага – помешать этому, оставить нас в инфантильном, недоразвитом состоянии или увести на путь ложного возрастания, движения в пустоту. Есть и самоубийственные решения фашистского типа – яростный протест против тех труднейших требований, которые Творец предъявляет к личному росту каждого из нас.
В середине 1970-х гг., когда писалась эта книга, она адресовалась прежде всего православной эмиграции, а затем – сравнительно небольшому числу церковных людей в России, имевших доступ к нелегальной литературе. Действительный круг читателей оказался значительно более широким, выйдя далеко за пределы собственно церковной среды. При этом внимание привлекали не только вопросы отношений Церкви и государства или нравственная оценка революции, но также сугубо внутрицерковные проблемы, подробно обсуждаемые в книге.
Этот факт можно считать свидетельством острого общественного интереса к самой Церкви, к ее структуре, самосознанию и способу решения внутренних конфликтов. Еще раз подтвердилось, что иллюзия идеологической и дисциплинарной монолитности вызывает не симпатию, но скорее отталкивание у современника, который за всякой монолитностью привык видеть принуждение и неискренность. Напротив, одновременно существование разнообразных, порой остроконфликтных позиций и взглядов в пределах одной Церкви воспринимается как признак ее внутреннего богатства и духовной силы.
Автор хотел бы надеяться, что эта книга, с большим запозданием став доступной современному читателю, хотя бы в малой степени донесет до него свидетельство веры, которое явила Русская церковь в трагическую послереволюционную эпоху. И сияние подлинности этой веры становится особенно ярким и убедительным на фоне решений и поступков членов той же Церкви, в которых эта вера себя никак не проявила. Живущим на земле не позволено – даже в глубине сердца – выносить осуждающий приговор какой-либо человеческой душе. Но вглядываться и вдумываться в слова, поступки и решения наших отцов мы обязаны: иначе мы не научимся ничему и никогда. Их страдания и жертвы, их ошибки и обретения, их падения и подвиги окажутся напрасными и бесплодными. Да не будет этого!
В связи с новым изданием скажем несколько слов о церковных проблемах 1920-х гг., которым в книг уделено так много места и внимания. Негативная авторская оценка позиции и церковной практики митрополита Сергия связана с принципиальной убежденностью этого деятеля в правомерности административного насилия как основы церковного единства. Это выразилось прежде всего в беспощадных запрещениях и отлучениях от Церкви всего лишь за отрицание его политической платформы или несогласие с его спорными правами на роль первоиерарха.
Церковно-административное насилие удесятерялось в своих разрушительных последствиях, когда связывалось с насилием государственным, в те времена обычно пахнувшем кровью. В этом главном аспекте своей внутрицерковной политики митрополит Сергий ничем не отличается от обновленцев.
Патриарх Тихон, запрещая обновленцев, применил свое властное право именно для той цели, для которой он был этим правом наделен – как средство защиты Церкви от насилия со стороны части духовенства, пытавшейся дисциплинарными методами незаконно подчинить себе всю церковную организацию. Ничего подобного «правые» критики митрополита Сергия не делали, за исключением части Русской церкви за рубежом, объединившейся вокруг Карловацкого синода и заявившей свои административные права на всю зарубежную Церковь. Церковную же традицию патриарха Тихона в наибольшей степени продолжили такие иерархи, как митрополиты Агафангел, Иосиф, Кирилл и за рубежом – митрополит Евлогий и митрополит Платон.
Многолетнее обсуждение книги показало, что автору, к сожалению, так и не удалось довести до сознания читателей основную мысль – приоритет церковного начала над политическим. Обсуждение упорно сводится к вопросу: прав ли был митрополит Сергий в своей Декларации 1927 г. и была ли в то время возможна другая политическая позиция церковной власти? Между тем, для будущих судеб Православной церкви в России другой вопрос: имел ли право митрополит Сергий навязывать свою декларацию всей Церкви как общеобязательную, имел ли он право отстранять от служения тех иерархов, которые с его позицией не были согласны? За ответом на первый вопрос стоит всего лишь то или иное понимание политической ситуации того времени; за ответом на второй – то или иное понимание природы самой Церкви.
В 1988–1989 гг. автор вернулся к работе над книгой и полностью подготовил к изданию расширенную почти в полтора раза версию книги. Но это издание так и не вышло в свет по ряду причин, главной из которой было опасение автора оказать невольную помощь различным силам, начавшим в то время яростную атаку против Московской патриархии. Наряду с некоторыми полусектантскими движениями, во главе этой атаки встала Зарубежная синодальная церковь. Надо сказать, что использование бывшими «карловчанами» жупела «сергианства» носит чисто политический и конъюнктурный характер. Будучи сами откровенными узурпаторами церковной власти за рубежом, они не имеют никакого морального права обвинять в узурпации митрополита Сергия.
Зарубежные «синодалы» превзошли самого митрополита Сергия в развитии худших традиций эпохи Победоносцева. Суть этой новоявленной «традиции» – глубокое презрение к человеческой личности и связанной с ней соборности, пугливая подозрительность ко всем проявлениям творческого духа, несокрушимая вера в административное принуждение как высший аргумент в любом церковном споре. К несчастью, достаточно широкая поддержка в определенных кругах верующих им обеспечена. Спекулируя на неизбежных муках запоздалого роста, которые обрушились сейчас на Россию, эти лжефундаменталисты (ибо фундамент подлинной традиции они как раз и разрушают) пытаются законсервировать в душах отдельных верующих состояние личной и национальной инфантильности, причем злобной и агрессивной.
Но есть и другая опасность – отрыв от корней во имя мнимого творчества, отказ от традиции во имя ложно понятой свободы, стремление к поверхностному, иллюзорному межконфессиональному сближению, готовность к безответственным реформам, ведущим не к харизматическому возрождению, но к эмоциональному разгорячению при «теплохладности» духа. Тот духовный вакуум, который образовался за десятилетия господства примитивной и принудительной государственной идеологии, легко заполняется внешне привлекательными суррогатами духовности.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
