Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
Флетчер поднял стило, протянул Хайнцу. В горле у того что-то булькнуло, он отступил еще на шаг. Лицо посерело, на лбу выступил пот, щеки блестели от слез. После второго шага он оказался аккурат под одной из ламп, и тень Хайнца лужей расплылась у его ног.
— Бери, а не то я тебя убью, — процедил Флетчер. — Отойдешь еще на шаг, тоже убью, — он понимал, что теряет время, понимал, что берет на себя функции правосудия, но ничего не мог с собой поделать. Перед его мысленным взором стояла фотография Томаса, с открытыми глазами, с отметиной на виске, напоминающей пороховой ожог.
Всхлипывая, Хайнц взял стило с тупым стальным наконечником вместо пера, осторожно, за резиновую рукоятку.
— Вставь в рот, — приказал Флетчер. — Соси, словно это леденец на палочке.
— Нет! — воскликнул Хайнц. Замотал головой и брызги пота и слез полетели в разные стороны. Лицо начало дергаться. Зеленая сопля вылезла из одной ноздри. Расширялась и опадала, в такт быстрого дыхания Хайнца, но не лопалась. Ничего подобного Флетчер никогда не видел. — Нет, вы не сможете меня не заставить!
Но Хайнц верил, что Флетчер сможет. Невеста Франкенштейна, возможно, в это не верила, у Эскобара просто не было времени, чтобы поверить, но Хайнц видел, что права на отказ у него нет. Он находился в положении Томаса Эрреры, в положении Флетчера. С одной стороны они как бы поменялись местами, с другой — нет. Знать — это из разряда идей. Идеи здесь не проходили. Здесь верилось только тому, что человек видел собственными глазами.
— Вставь в рот, а не то я разнесу тебе голову, — Флетчер направил разряженный револьвер в лицо Хайнцу. Тот издал вопль ужаса. И тут Флетчер услышал собственный голос, тихий, внушающий доверие, искренний. Интонациями напоминающий голос Эскобара. "Мы оказались в зоне низкого павления, — подумал он. — Нас ждут чертовы ливневые дожди".
— Я не собираюсь бить вас электротоком, если вы не будете тянуть время и быстренько сделаете то, о чем вас просят. Я просто хочу, чтобы вы знали, каковы эти ощущения.
Хайнц вытаращился на Флетчера. Его синие, с покрасневшими белками глаза струились слезами. Он понимал, что Флетчер лжет, само собой, сказанное Флетчером не соответствовало логике момента, но Хайнцу очень хотелось, чтобы журналист говорил правду, тут не до логики, а именно Флетчер мог сохранить или оборвать его жизнь. И для того, чтобы Хайнц решился, не хватало лишь маленького толчка.
Флетчер улыбнулся.
— Сделайте это ради ваших исследований.
И эта фразу убедила Хайнца, пусть не до конца, но в значительной степени, и он поверил, что Флетчер, в конце концов, мистер Может-Он-Так-И-Сделает. Он вставил стальной наконечник в рот. Его выпущенные глаза не отрывались от лица Флетчера. Под ними и повыше стило, который больше напоминал не леденец на палочке, а старый ртутный термометр, раздувалась и опадала зеленая сопля, раздувалась и опадала. Все еще держа Хайнца на мушке, Флетчер перевел рычажок рубильника в положение «Включено» и резко крутанул верньер реостата. Белая полоска с одиннадцати утра переместилась на пять вечера.
У Хайнца возможно, было время выплюнуть стило, но электрический разряд заставил губы сжать стальной наконечник. На этот раз треснуло сильнее, словно сломалась не ветка, а сук. Губы Хайнца сжались еще плотнее. Торчащая из носа зеленая сопля лопнула. Как и один глаз. Тело Хайнца завибрировало под одеждой. Руки согнулись в кистях, пальцы растопырились. Щеки из бледных стали пепельно-серыми, потом темно-лиловыми. Из ноздрей пошел дым. Второй глаз выплеснулся на щеку. Поверх расплескавшихся глаз на Флетчера удивленно смотрели две пустые глазницы. Одну из щек Хайнца разорвало. Дым и сильный запах горелого мяса вырвался из рваной раны, внутри Флетчер увидел оранжево-синие языки пламени. Во рту Хайнца полыхал огонь. Язык горел, как тряпка.
Пальцы Флетчера еще сжимали верньер реостата. Он крутанул его назад, влево до упора, выключил рубильник. Стрелки, дошедшие до отметки +50, упали к нулям. Как только электричество отключили, Хайнц рухнул на серый линолеум, пустая ртом дым. Стило вывалился изо рта и Флетчер видел, что к нему прилипли куски губ Хайнца. К горлу Флетчера подкатила тошнота, но он плотно сжал губы. Не было у него времени блевать на то, что его стараниями осталось от Хайнца. Однако, он еще на секунду задержал взгляд на дымящемся рте и выплеснувшихся на щеки глазах.
— Как вы можете описать ваши ощущения? — спросил он у трупа. — Прямо сейчас, по свежим следам, как вы можете описать ваши ощущения?
Флетчер повернулся и поспешил к двери, по широкой дуге обходя еще живого Рамона, который громко стонал. Он напоминал человека, которому снится кошмарный сон.
Он вспомнил, что дверь заперта на второй замок. Ее запер Рамон, а ключ висел на кольце, закрепленном на поясном ремне. Флетчер вернулся к охраннику, присел рядом с ним, сдернул с ремня кольцо. В этот самый момент Рамон протянул руку и опять схватил Флетчера за лодыжку. Флетчер держал в левой руке револьвер. С силой опустил рукоятку на затылок Рамона. На мгновение пальцы охранника сжали лодыжку сильнее, потом отпустили.
Флетчер начал подниматься, потом подумал: "Патроны. У него должны быть запасные патроны. Револьвер разряжен". Но тут же в голову пришла следующая мысль: не нужны ему эти вонючие патроны, револьвер Рамона сделал для него все, что мог. На первый же выстрел вне стен этой комнаты со всех сторон сбегутся солдаты.
Тем не менее, Флетчер ощупал кожаные подсумки, висевшие на ремне Рамона, нашел патроны, зарядил револьвер. Он не знал, сможет ли заставить себя стрелять по солдатам, таким же обыкновенным людям, как Томас, отцам семейств, которых следовало кормить, но не сомневался, что при стрельбе в офицеров рука его не дрогнет, а последнюю пулю решил приберечь для себя. Он не очень-то верил, что сможет выбраться из здания министерства информации (случайно подряд два турнира по боулингу не выигрывают), но дал себе слово, что живым его в эту комнату больше не приведут и не усадят рядом с машиной Хайнца.
Ногой он оттолкнул от двери Невесту Франкенштейна. Ее глаза тупо смотрели в потолок. Флетчер все отчетливее осознавал, что выжил, а остальные — нет. Из тела уже остывали. На коже начали умирать миллиарды бактерий. Об этом не следовало думать в подвале министерства информации, такие мысли могли только помешать человеку, который стал, может, на короткое время, вероятнее — навсегда, desaparecido. Однако, он не мог отделаться от них.
Третий ключ открыл дверь. Флетчер высунулся в коридор. Стены из шлакобетонных блоков, нижняя половина зеленая, верхняя — грязно-кремовая, прямо-таки как в старой школе. Выцветший красный линолеум на полу. В коридоре никого. В тридцати футах по левую руку у стены спала маленькая коричневая собачонка. Ее хвост чуть подергивался. Флетчер не знал, что ей снилось, толи она кого-то преследовала, то ли кто-то преследовал ее, но полагал, что не смог бы спать со всеми этими выстрелами и криками Хайнца, которые должны были гулким эхом отдаваться от стен коридора. "Если я вернусь домой, — думал он, — обязательно напишу статью о том, что звукоизоляция — величайший триумф диктатуры. Расскажу об этом всему миру. Разумеется, скорее всего, не вернусь, лестница станет моим последним шагом на пути к Сорок третьей улице, но…"
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
