– Я вообще не знаю, что это такое, – ответил Брайан, вздохнув. – Я же говорю – это самая странная чертовщина, какую я когда-либо видел. И если это от отца… – Тут он замолчал, так как не представлял, куда заведут его дальнейшие размышления, да и не хотел, чтобы они вообще куда-то привели…
Вскоре они закончили разговор, и Брайан пообещал сестре сделать утром копию письма и выслать ей курьерской почтой.
Он вернулся в столовую и остановился перед комодом, переводя взгляд с замурзанного листка бумаги на улыбающегося на фотографии мужчину в костюме и тщетно пытаясь найти в них что-то общее. В доме стояла тишина. Брайана заинтересовало, не плачет ли его мать до сих пор, и он решил было зайти к ней в спальню, но передумал. Она могла знать больше того, что говорила, и, возможно, если сейчас он оставит ее в покое, потом она будет более откровенной. Вернувшись в гостиную, Брайан сел и опять включил телевизор.
Позже мать спустилась в гостиную, но говорить об отце отказалась наотрез, а когда он попытался слегка надавить на нее, резко оборвала его и велела не совать свой нос в чужие дела.
Но это мое дело, хотел возразить Брайан. Речь идет о моем отце. Однако придется спустить все на тормозах. У него еще есть несколько дней. Так что времени на разговоры хватит.
Письмо он оставил у себя и убрал его в портфель, в котором привез с собой книги и какие-то бумаги.
В ту ночь Брайан спал в своей старой комнате, на своей старой кровати.
И ему снились сны.
В ночном кошмаре он шел по извилистой дороге, вымощенной желтым кирпичом, – совсем как Дороти из сказки «Волшебник страны Оз». Слева от него лежал Лос-Анджелес, справа – Бейкерсфилд, но он не мог попасть ни в один из этих городов, потому что дорога из желтого кирпича накрыта подобием прозрачного колпака, так что двигаться он мог только вперед. Ему казалось, что он идет по ней уже очень долго. Он знал, что в конце его ждет отец. Но когда дорога вышла на плоскую равнину и Брайан увидел ее конец, он остановился. Потому что в конце его ждал не Изумрудный город, а Черная гора, на склонах которой то тут, то там виднелись огромные белые наросты.
Где-то в глубине горы послышалось низкое приглушенное ворчание.
И пронзительный крик его отца.
Глава 3
Арлин настолько устала от перелета, хотя и продремала добрую половину пути от Парижа, что в лимузине по дороге из аэропорта домой отключилась. Джеймсу пришлось осторожно разбудить ее. Когда они подъехали к подъезду, водитель несколько раз повторил ее имя в интерком, прежде чем она сообщила, что проснулась.
Как всегда, Стивена дома не оказалось – он работал даже по субботам, – и Арлин вошла в пустые, безмолвные апартаменты. Может быть, это и к лучшему. Сама мысль о встрече с мужем и о необходимости обсудить с ним детали поездки – а необходимость эта тут же возникнет – заставляла ее вспомнить, как она устала. Джеймс оставил багаж в прихожей, как ему и было сказано, так что Арлин заперла за ним дверь и постояла какое-то время, медленно приходя в себя. Ей надо выпить, пришла она к выводу и, оставив багаж полу в прихожей, пошла к бару и налила себе джина. Через несколько минут позвонил Стивен и пообещал быть к обеду. Она хорошо знала, что его «к обеду» может означать любое время между шестью и девятью вечера. Вдруг у него есть любовница? – лениво подумала Арлин. А ей-то какое дело? – была ее следующая мысль.
Распаковывать чемоданы не хотелось, но пришлось. Если б она послушала Стивена, таких проблем у нее не было бы. За нее это сделал бы слуга или горничная. Но сама мысль о прислуге, которая бы постоянно жила с ними, раздражала Арлин. У большинства ее знакомых такая прислуга была, и все говорили, что у них появилось намного больше времени, чтобы заниматься тем, что им интересно. Но это – ее дом, и мысль о необходимости делить его с чужими людьми выбивала Арлин из колеи.
Закончив разбирать чемоданы, она выпила еще.
День плавно перешел в вечер, а вечер – в ночь. Арлин стояла около восточного окна пентхауса и смотрела на подсвеченные силуэты зданий Нью-Йорка, напоминавшие прямоугольные рождественские ели, и на поток машин на Парк-авеню, которые походили на муравьев с фонариками, двигавшихся между деревьями.
Дальше от Марфы забраться было почти невозможно.
Последнее время она много думала об этом, сравнивая то, кем она была и кем стала. Арлин не понимала, почему ей приходят в голову такие мысли. Надо будет обсудить это с Анной во время их следующей встречи. Психоаналитик всегда говорила, что Арлин слишком далека от своего прошлого, что она живет только настоящим, как будто ее жизнь началась в тот момент, когда она встретила Стивена. На самом деле расстояние, которое она преодолела – в социальном, экономическом и эмоциональном плане, – было для нее, наверное, самым важным, было тем, что делало ее личностью. Ее бабушка сыграла крохотную роль в «Гиганте» [20] – она была одной из статисток в сцене с барбекю, там, где приветствовали появление Элизабет Тейлор в Техасе. Для местечка под названием Марфа в этом не было ничего выдающегося – в фильме снялась половина населения городка, – но многие годы ее семья жила, осененная соприкосновением с великим искусством и славой, и сегодня она существовала с таким же поверхностным самоощущением, и ее жизнь теперь определялась ее отношениями со Стивеном.
Стивен.
Последнее время он ведет себя очень странно, и, возможно, именно поэтому, подумала Арлин, она и размышляет о жизни, вспоминая свое прошлое и думая о будущем. Даже перед ее поездкой Стивен вел себя так, что это можно было охарактеризовать только одним словом – подозрительно. И подозрительно не в обычном понимании этого слова, а очень странно. Скорее даже пугающе. Не так, как вел бы себя человек, изменивший жене, а скорее как человек, совершивший… убийство.
Эта мысль, не произнесенная вслух, но мелькнувшая в голове Арлин, принесла ей облегчение и ослабила эмоциональное напряжение.
Убийство.
Она не знала, откуда взялась эта мысль и почему она показалась ей такой верной, но то, что Арлин смогла точно обозначить свое подозрение, пусть даже и такое страшное, создало впечатление, что происходящее вокруг более управляемо, и она почувствовала почти облегчение.
А все потому, что она боялась, что случилось нечто еще более страшное, верно?
Арлин передернула плечами, отвернулась от окна и оказалась в полумраке темной квартиры. Что может быть страшнее убийства? Этого она не знала и не хотела знать, но не могла не признать, что уже несколько раз, находясь наедине с мужем, ощущала присутствие чего-то, что не понимала и не могла понять.
Так, может быть, именно из-за этого она и отправилась в Париж, подумала Арлин. И именно поэтому она была так благодарна Стивену за то, что он не встретил ее по возвращении?
