Еще одним несомненным аргументом в пользу Мюйрин было ее богатство и опыт жизни в большом имении. Он видел ее роскошные платья и шкатулку с драгоценностями в ее черной сумочке. Для него было очевидно, что Августин женился на ней не только по любви, а скорее для получения столь необходимого ему капитала. Не было сомнений и в том, что ее приданое было немалым. Успел ли Августин положить его на счет в банке? Или это был чек? Или, в связи со столь поспешной свадьбой, отец Мюйрин еще не выплатил деньги?
Нужно будет посмотреть в маленьком сейфе Августина по возвращении в отель. Локлейн отдал указание поместить все вещи своего бывшего нанимателя в камеру хранения в «Гресхеме», чтоб не расстраивать Мюйрин, но если слухи о пристрастии Августина к роскошным драгоценностям хоть наполовину верны, Локлейну хватит денег хотя бы на похороны и содержание прислуги, если ему удастся продать все по достойной цене. Он только молил Бога, чтобы Мюйрин не успела как следует ознакомиться с делами мужа. Если она поинтересуется, он сможет обмануть ее и сказать, что переслал все его вещи в Барнакиллу.
Сначала он остановился у приемной врача, где ему сообщили, что тело готово и его можно забирать в любой момент. Пожилой человек посоветовал ему неболтливого владельца похоронного бюро на соседней улице, и Локлейн поспешил туда, чтобы оформить заказ. Не зная, откуда возьмутся деньги на оплату, он выбрал самый дешевый гроб и заказал минимум цветов: один венок от Мюйрин, один – от работников имения и один – от кузена Августина Кристофера. Кристофер в тот момент как раз пребывал за границей, сбежав с бывшей невестой Локлейна Тарой, вспомнил Локлейн, и комок подкатился у него к горлу.
В конце концов, будет еще венок и от семьи Мюйрин, чтобы все было честно, в случае, если кто-то сунет свой нос куда не просят. Похороны должны быть как можно более скромными, чтобы избежать любого скандала, связанного с Мюйрин и ребенком, которого она может носить под сердцем.
Локлейн возмущенно думал об Августине, пробираясь сквозь снежную вьюгу к церкви Святого Франциска. Он не мог совладать с собой. Августин был низенький, полный, с красным лицом и крикливым голосом, грубый и бестолковый. Но ему досталось наследство от богатого отца, и все у него было как следует. Локлейн же был высокий, смуглый, привлекательный, образованный и (он этим гордился) имел хорошие манеры. А еще он был толковым управляющим. Если бы Барнакилла принадлежала ему, он бы никогда не позволил довести это великолепное имение до полного разорения. И если бы Мюйрин была его женой, он страстно любил бы ее, и она отвечала бы ему взаимностью. От этой мысли его охватила дрожь. И уж наверняка он никогда бы не повел себя так эгоистично, пустив себе пулю в висок в медовый месяц.
Возникал вопрос: знал ли Августин о том, что вокруг его шеи затягивается петля? Что кредиторы, которым он должен, уже стучат в его дверь? Не потому ли он ушел из жизни?
Когда он пришел в церковь, отец Бреннан как раз выходил оттуда после утренней мессы. В такой непогожий день прихожан было немного. Отец Бреннан дружески обнял его и потащил его в крошечную, но довольно теплую ризницу.
– Да, сын мой, как же давно мы не виделись! Не могу вам передать, как приятно видеть кого-то из родных краев, – священник просиял. Это был мужчина средних лет, среднего роста, с седыми волосами и яркими голубыми глазами, которые, казалось, все замечали.
– Ну, как поживаете? – весело спросил он.
– Как видите, отец, – коротко ответил Локлейн.
– Стал старше и мудрее, если верить глазам, – подытожил отец Бреннан, взглянув на Локлейна и отметив его суровость.
– Признаться, это не чисто дружеский визит, отец, хоть я и искал встречи с вами все четыре года после того, как вы уехали. Но, боюсь, у меня плохие новости. Августин мертв.
Отец Бреннан удивленно раскрыл рот.
– Как мертв? Когда это случилось?
– Он застрелился вчера в отеле «Гресхем». Священник в ужасе смотрел на Локлейна.
– Самоубийство?
– Честно говоря, не знаю. Возможно, это случилось, когда он чистил ружье. Его жена все время была там. Она, должно быть, сможет нам все рассказать, но это тяжело для нее. Я бы не хотел еще больше расстраивать ее, задавая мучительные вопросы.
– Его жена!
– Да, Мюйрин Грехем из Финтри, что в Шотландии. У них был медовый месяц, они только поженились, всего две недели назад. Вот почему мне и не верится, что Августин мог убить себя, и я пришел просить у вас помощи. Нам не нужно огласки, так будет лучше Мюйрин и ребенку, который, возможно, когда-нибудь у нее появится. И еще я хочу сказать вам, что имение уже практически разорено. За те годы, что я был в Австралии, Августин пустил Барнакиллу по ветру, пропив и проиграв все, что было. И развлекаясь с женщинами, если верить слухам, – с отвращением добавил Локлейн.
– Нет, Августин никогда этим не увлекался, – тихо заметил священник. – А вот пьянство и карты были его страстью. И вы просите меня тайно похоронить его на церковном кладбище, хотя нет уверенности, что он не покончил с собой?
Локлейн опустился на небольшой деревянный стул у камина так тяжело, что тот заскрипел под ним.
– Неужели это невозможно? Бедняжке и так довелось немало пережить!
– Могу себе представить, быть замужем за Августином! – промолвил отец Бреннан с некоторым отвращением. – Эта девушка – кажется, вы сказали Мюйрин – какая она?
– Как редкий бриллиант, – были первые слова, вырвавшиеся из уст Локлейна. – У меня нет ни малейших сомнений, что Августин женился на ней ради денег, но она, похоже, любила его. Я не хочу причинить ей боль или каким-то образом разочаровать ее. К тому же после любого скандала вокруг смерти Августина кредиторы набросятся на Барнакиллу, как стая саранчи. Я прошу вас… Если я уговорю Мюйрин вернуться со мной назад и вложить некоторые средства в подходящее дело, возможно, нам удастся удержаться на плаву.
– Но если имение разорено, не лучше ли его продать?
– За него мы не получим больших денег, тем более если не удастся избежать скандала. А даже если избежим, дела все равно идут так плохо, что нам придется согласиться на первое предложение, даже на самую низкую цену. Этого не хватит, чтобы вернуть долги. У нового хозяина имения, очевидно, будут свои люди и своя прислуга. А что делать мне и Циаре? Барнакилла всегда была для меня домом.
– Я не заметил, чтобы вы сказали «мы», – проницательно заметил отец Бреннан.
– Да, я признаю это! Я хочу, чтоб имение принадлежало мне, и я не собираюсь покидать его. Я объездил весь мир, но всегда мечтал вернуться домой. Я ничего не могу с собой поделать. У меня это в крови, – Горячо воскликнул Локлейн, взъерошивая пальцами волосы. – Прошу вас, отец Бреннан…. Раньше вы никогда не бросали меня в беде. Пожалуйста, выручите и сейчас. Это поможет мне выиграть время и не причинит вреда ни одной живой душе. Я не прошу вас сделать это ради меня. Я прошу вас ради Мюйрин, человека исключительно праведного. И ради тех несчастных в Барнакилле. Им нужно где-то жить, работать, им нужен хороший хозяин. Я был управляющим, я могу сделать так, чтобы они жили лучше, – пылко доказывал он. – Они почувствуют разницу. Если Мюйрин продаст имение, они останутся ни с чем, и им некуда будет идти, если новый хозяин решит отгородить земли и вывести в поля овец. Вы знаете, что я прав. За последнее время такая участь постигла слишком много поместий, чтобы вы думали, что это не так, друг мой.
