Эрин благодарно кивнула.
— Это звучит намного лучше, чем греческие боги и демоны, свободно разгуливающие по моим снам.
Вэйдан сидел высоко над океаном, на маленьком скалистом выступе, на котором с трудом помещалось его длинное тело. Он приходил сюда, сколько себя помнил. С тех самых пор как был маленьким ребенком, целую вечность назад.
Сюда он приходил после ритуальных избиений, предназначенных уничтожить его чувства и сострадание. Здесь отдыхал, ожидая пока утихнет боль его существования, чтобы вновь обрести нечувствительность, ради которой поклялся жить.
Здесь, на высоте, мог слушать рев волн и смотреть на бескрайний простор океана и чувствовать необыкновенную умиротворенность.
Только теперь этот покой ушел. Разрушен.
Что-то странное случилось с ним, когда он занялся любовью с Эрин. Словно он оставил с ней часть себя.
Даже сейчас Вэйдан мог ее почувствовать. Закрыв глаза, он мог бы даже сказать, что ощущала она.
Хуже того, он страстно ее желал. Хотел быть с ней снова, почувствовать ее мягкие прикосновения к его коже. Прежде он и не подозревал, что существует такая нежность, и теперь, когда узнал…
— Ты нарушил правила, не так ли?
Вэйдан стиснул зубы, услышав над собой голос Уинка. Посмотрев наверх, он встретил взгляд больших любопытных серебристых глаз, с интересом рассматривающих его.
Уинк был последним богом, которого он хотел бы сейчас видеть. Формально Уинк, сын Никс, богини ночи, и Эреба, воплощения изначального мрака, был двоюродным дедом Вэйдана и одним из самых древних среди богов; однако своим поведением он больше напоминал подростка. Его юное лицо всегда выражало веселье и оживление, а длинные каштановые волосы стянуты шнурком и откинуты за спину.
Больше всего Уинк раздражал тем, что любил розыгрыши и всегда высмеивал детей Мист.
— Я ничего не сделал.
— Ой, да ладно тебе, признайся, Ви. Я услышал, как твои братья и сестры говорили о тебе. Они сказали, что ты отобрал у них человека и исчез. А теперь, выкладывай подробности.
— Отстань.
Уинк в ответ улыбнулся.
— Значит, ты действительно что-то сделал. Ух, и здорово же, наверно, это было, раз ты такой скрытный.
Вэйдан смотрел на плещущиеся внизу волны.
— У тебя что, нет дел поинтереснее? Например, издеваться над богами, которые действительно способны на тебя рассердиться?
Уинк ухмыльнулся еще шире.
— Сарказм. Хм, кто-то слишком долго пробыл среди людей.
Вэйдан не ответил.
Не пришлось. Уинк фыркнул, как щенок с парой грязных носков в зубах, и коснулся его плеча. Но тут же отпрянул, его глаза удивленно расширились.
— Ты злишься на меня, не так ли?
— Я не способен испытывать гнев, и ты хорошо это знаешь.
Это не сработало. Уинк обошел Вэйдана вокруг, его глаза были размером с блюдца. Чуть приподняв рукой подбородок Вэйдана, он стал внимательно изучать его глаза.
— Я вижу там эмоции, вижу, как они бурлят и перемешиваются. Ты боишься.
Вэйдан выдернул подбородок из схвативших его пальцев и отодвинулся.
— Разумеется, нет. Я ничего не боюсь. Никогда не боялся и никогда не буду.
Уинк повел бровью.
— Такое яростное возражение. Твой род никогда не проявляет такую страстность в разговоре, в отличие от тебя.
Вэйдан отвел взгляд, его сердце сильно колотилось. Он чувствовал странную панику. И вспомнил, как однажды в детстве, много веков назад, посмел задать неправильный вопрос.
— Афродита, почему я не могу любить?
Богиня посмеялась над ним.
— Ты — дитя Мист, Вэйдан. Она бесформенна и бесплотна. Пуста. Лучшее, на что ты можешь надеяться, это испытать мимолетные, приглушенные чувства, но любовь …, любовь крепка и вечна, она выше твоего понимания или способностей.
— Тогда почему я могу чувствовать такую боль?
— Потому что она, как и ты, лишь мимолетная иллюзия. Как вода в океане, убывает и прибывает, сначала нарастая до колоссальных размеров, а затем откатываясь в небытие. Она никогда не длится долго.
За века он узнал, что богиня ошибалась насчет боли, которая тоже была вечной. И никогда не уходила.
До тех пор, пока он не познал Эрин.
Закрыв глаза, он чувствовал, что не понимает этого. Что она с ним сделала?
Уинк ткнул его в плечо.
— Давай, Ви, рассказывай, почему ты в таком настроении.
Он поднял взгляд на двоюродного деда. Любое доверие было столь же чуждо Вэйдану, как и любовь. Но он нуждался в опыте Уинка. Дед старше и знает больше. Пожалуй, он мог бы помочь Вэйдану разобраться в этом.
— Если я расскажу тебе, что случилось, ты должен поклясться рекой Стикс, что никому не скажешь. Никому.
Уинк кивнул.
— Аид[6]может приковать меня в преисподней, но, клянусь Стиксом, я никогда не произнесу ни единого слова из того, что ты мне скажешь.
Вэйдан глубоко вздохнул и приготовился к признанию.
— У меня был секс с человеком.
Уинк выгнул изящную бровь и улыбнулся.
— Приятно, не правда ли?
— Уинк!
— Да, я прав. И настоятельно рекомендую. — Уинк сделал многозначительную паузу. — Кто это был — мужчина или женщина?
— Женщина, конечно. Что за вопрос?
— Не в меру любопытный и вполне соответствующий моему очаровательному характеру.
Вэйдан закатил глаза. Теперь он понял, почему другие боги говорили, что Уинк может быть большой занозой в заднице.
— Итак, — продолжал Уинк, — она была хороша?
Волна желания прокатилась по телу Вэйдана, жаром пронзая пах, при одном упоминании о ней. Однако он отказывался отвечать на этот вопрос. Это было слишком личное и совершенно не касалось Уинка.
— Судя по твоему лицу, определенно «да».
Вэйдан зарычал на двоюродного деда и попытался сменить тему.
— Как бы то ни было, что-то случилось.
— Что-то?
— Каким-то образом это изменило меня.
Уинк фыркнул.
— Ну, это просто глупо. Если бы секс со смертным изменял бога, трудно сказать, чем бы я был сейчас. Ну а что касается Зевса … даже подумать страшно.
