Книга Английский экспромт Амалии - Валерия Вербинина

Сообразительный читатель, конечно же, уже догадался, что баронесса Корф исчезла не по своей воле. Пока Франсуа вне себя от горя мечется по Дувру, ища следы своей госпожи и благодетельницы, карета, запряженная четверкой резвых лошадей, увозит Амалию все дальше и дальше. Дорога вьется между холмов, огибая прелестные деревушки с домиками, сплошь увитыми плющом.

Амалия открыла глаза, и в уши ей ворвался стук подков по дороге и мерное посвистывание кнута. Она тут же отметила, что в бок ей впивается чей-то локоть, а еще то, что голова у нее кружится, как от крепкого вина.

– Welcome to England, milady[8], – произносит чей-то гнусавый и (она готова поклясться) насмешливый голос.

Амалия встряхнула головой. Дувр… Ну да, она с помощником прибыла в Дувр и велела Франсуа сделать что-то. Потом ее схватили сзади, прижали к лицу какую-то тряпку и… Мой бог!

Амалия рванулась, но чьи-то крепкие руки вцепились в нее с двух сторон и усадили обратно на сиденье. Вне себя от ярости, Амалия подняла глаза и увидела напротив себя престранного субъекта. Он был лопоухий, с недобрым лицом, на котором иронически кривились тонкие ниточки губ. Карета по-прежнему катила сквозь туман.

– Надеюсь, вам нравится путешествие, – прогнусавил лопоухий. – Вы, если я не ошибаюсь, баронесса Эмили Корф? Меня зовут Дэниэл Уивертон.

– Это насилие, – прошипела Амалия, дергая плечом, чтобы поправить сбившуюся шаль.

– Конечно, насилие, – легко согласился лопоухий. – Как и убивать общественных деятелей, между прочим.

Амалия поежилась. Итак, о ее миссии здесь были заранее осведомлены. Вот тебе и «никто не знает». Плохи ваши дела, баронесса. С контрразведкой вообще, как известно, шутить опасно.

– Надеюсь, сэр, – Амалия обрела свое обычное присутствие духа, – вы не собираетесь меня убить? Я этого просто не переживу!

У левого плеча Амалии загоготали.

– Мне говорили, что вы за штучка, – сказал Дэниэл, разглядывая ее в упор бесцветными глазами без ресниц. – Имейте в виду, у вас ничего не выйдет, так что можете и не пытаться соблазнить меня.

– Я что, похожа на сумасшедшую? – спросила Амалия в пространство с видом крайнего изумления.

На этот раз смущенно хмыкнули у ее правого плеча. Уивертон дернулся, и Амалия с радостью убедилась, что ее слова задели его за живое.

– По крайней мере, пребывание в лечебнице вам не повредит, – хладнокровно заметил Уивертон. – Это чтобы вы не могли творить здесь свои пакости. А к тому времени, когда вы выйдете из сумасшедшего дома, ваша дикая и жалкая страна будет поставлена под протекторат Британской империи.

– Если она такая дикая и жалкая, – не осталась в долгу Амалия, – на кой черт она сдалась Британской империи?

Уивертон не нашелся что ответить, но для Амалии это была слишком мелкая победа.

– Я рад, что вы не кричите, – произнес лопоухий через некоторое время. – Это весьма благоразумно с вашей стороны, тем более что кучер все равно наш человек и я специально выбрал окольную дорогу. Так что можете не надеяться, все равно здесь никто не придет вам на помощь.

– Не зарекайтесь, сэр, это плохая примета, – насмешливо отозвалась Амалия.

На самом деле ее переполняло отчаяние. То, что она попалась, да еще таким жалким образом, было унижением для ее гордости. Стражи по бокам не спускали с нее глаз, да и Уивертон, как она заметила, только и ждал повода, чтобы учинить ей какую-нибудь гадость. Карман его зеленоватого сюртука заметно оттопыривался, и Амалия, по долгу службы имевшая дело со всякого рода оружием, без труда сообразила, что в нем скрывается револьвер.

«Франсуа, конечно, не оставит меня в беде. Но ведь он не говорит по-английски! Это плохо. Сколько пройдет времени, пока он отыщет меня, – месяц? два? А лопоухий крысеныш ведет себя слишком уверенно, и, похоже, что война действительно дело решенное. Господи, если бы у меня был хотя бы месяц, чтобы сделать то, что я должна сделать!»

Тем временем Уивертон, полагая, что этим более всего досадит Амалии, стал насвистывать «Правь, Британия».

– У вас хороший слух, – сладко заметила пленница, – но, по мне, собачий вой куда лучше.

Свист разом оборвался.

– Сколько бы вы мне ни дерзили, вам все равно не вывести меня из себя, – угрожающе заметил контрразведчик, и в это мгновение карета остановилась. Снаружи послышались глухие голоса.

Дальнейшее произошло так быстро, что Амалия не успела опомниться. Дверца кареты распахнулась, и чья-то здоровенная ручища выдернула из экипажа Уивертона, как устрицу из раковины. Лопоухий покатился вверх ногами по дороге. Двое стражей получили зуботычины, после которых в беспамятстве съехали с сиденья на пол.

– Не извольте волноваться, мисс, – сказал устрашающего вида громила, уложивший контрразведчиков. – Все идет как по маслу!

После чего выволок за ноги двоих стражей Амалии наружу и захлопнул дверцу. Судя по воплям, кучеру досталось не меньше остальных. Щелкнул кнут, и экипаж вновь покатился по дороге – только теперь он двигался настолько быстро, насколько позволяли лошади.

«Хорошенькое дельце! – подумала Амалия. – Куда это меня везут?»

Она бросилась к окошку, чтобы рассмотреть окрестности, но кругом был только туман и пробивающиеся сквозь него зеленоватые пятна – очевидно, деревья.

«Во всяком случае, хуже, чем в контрразведке, мне все равно не будет».

На противоположном сиденье лежала ее сумочка, в которой Амалия хранила миниатюрный револьвер для непредвиденных случаев. Амалия схватила сумочку и лихорадочно обыскала ее, но револьвера не было. Наверное, его забрал лопоухий.

– Черт! Дьявол! – завопила Амалия, на секунду потеряв самообладание.

Карета круто завернула, и бедную баронессу отшвырнуло в угол.

– Тпру! – заорали снаружи.

Лошади стали, фыркая и перебирая ногами. Туман по-прежнему не позволял ничего увидеть. Амалия метнулась к дверце, но там ее уже ждал все тот же громила. У него была улыбка до ушей, как у Чеширского кота, а за ухом – она только сейчас заметила – торчал цветок ромашки.

– Боже! Какая красавица! – вскричал он. – Ну, слава богу, приехали! Мы уж решили, что вы передумали. Священник, наверное, нас заждался.

– Какой свя… – начала Амалия в изнеможении, но тут ей на голову набросили что-то белое и невесомое, и она ослепла и заметалась.