Лена увидела в левой части лба сердитого доктора тёмное пятно и неожиданно для себя попросила:
— Наклонитесь, пожалуйста!
Дежурный врач приблизил к ней ухо, ожидая услышать нечто по секрету, но странная больная положила ему на лоб прохладную ладонь:
— Сейчас пройдёт боль, закройте глаза.
Сергей Игоревич резко выпрямился, с недоумением и некоторым испугом взглянул на Селиванову, потом на её подругу. Медсестра прижалась к стенке, когда доктор, повторно споткнувшись о брошенные пакеты и нелепо взмахнув руками, пролетел мимо к двери.
— Что это ты вдруг? — усмехнулась Настя, когда медики покинули помещение. — Испугала человека! Ещё смирительную рубашку на тебя наденет!
Со своей кровати подала голос Анна Павловна:
— А она и вправду странная!
— Почему ты странная? — удивилась Настя. — Что ещё натворила? Выкладывай!
— Ты ездила к бабушке? — вместо ответа спросила Лена.
— Завтра съезжу, не волнуйся! Сегодня шеф задержал, потом вот тебе фрукты покупала. В общем, не успела! Давай я тебя сейчас покормлю, — придвигая стул к тумбочке, на которой стояла тарелка с уже остывшим сизым пюре и жареным хвостом минтая, взялась за ложку Анастасия: — А тебе наши все передают привет и пожелания скорейшего выздоровления. Голова болит? (Лена, жуя, кивнула.) Чем тебя лечат? (Лена промычала.) Что дают на обед? А нянька ночью подходила? Я вчера деньги дала за ночное дежурство.
Лена ничего об этом не знала, но успокоила Настю:
— Угу, появлялась какая-то. Ты перестань беспокоиться! Не раздавай деньги зря. Вот будешь уходить, меня в туалет сводишь.
— Какой туалет? Слышала, что доктор сказал? Тебе ещё нельзя вставать! Только на судно, поняла? А я вынесу! Ты почему яблоки не ешь и апельсины?
— Ты мне их порежь на кусочки, — попросила Лена.
— Вот я дурочка, сама не догадалась.
Анна скучала в постели. Везёт этой странной девчонке: подружка каждый день ходит, вкусности носит. А тут лежишь одна-одинёшенька, ни одна зараза не вспомнит. Правда, дважды был бригадир, но это было давно. Тоже апельсинчики приносил — за шкуру свою тогда сильно испугался… А весёлая какая эта толстушка! Всё чирикает и чирикает. Всё вертится вокруг этой Лены. А та себе тянет из трубочки сок, ещё улыбается, как нормальная. А сама то ли сумасшедшая, то ли сочинительница, а может, инопланетянка?
Анну всегда интересовало всё загадочное, связанное с пришельцами. Она где-то читала, что среди населения Земли живут тысячи инопланетян, и что сейчас многие дети рождаются особенными, со сверхспособностями и неземными талантами. Вот как их называют? Нет, не вспомнить никак. Она спросила у девушек:
— А вы не знаете, как называют особенных детей, которые стали рождаться в последнее время?
— Индиго! — сразу ответила Лена, отставив пустую коробку из-под сока.
— Индиго! — повторила соседка вслух, а про себя подумала, что и слово она знает, и перемещается во времени, и внешность какая-то непростая, да с травмой головы попала — всё сходится! Инопланетянка! А вторая знает об этом? Или тоже из них?
Анна, осторожно приняв вертикальное положение, набросила халат на плечи и, прихватив грязную посуду, вышла из палаты, на ходу размышляя о своём открытии, и решая, что с ним делать.
— Да! — остановилась она на пути к раздаточной, вперив взгляд в скелет рыбы на тарелке. — Если соседка не сумасшедшая, я завтра увижу сына! Посмотрим, посмотрим, какая из неё пророчица!
Глава 9. Сон о Радуне: в избушке бабки Манефы, лесное озеро, избавление от бремени
Спешит Радуня к бабке, не оглядывается: хочет скрыться от ежедневного кошмара; бежит Васёна вприпрыжку следом, на ходу срывая конский щавель, подорожник, мяту — всё тянет в рот, жуёт, кривится и сплёвывает на землю зелёную жидкую кашицу.
Протоптана дорожка к лесу — на краю стоит покосившаяся избушка бабки Манефы: часто наведываются сюда бабы со своими бедами. Обходят стороною мужики этот двор: боятся одинокой смелой вдовицы, считают ведьмой. А вот и сама бабка навстречу вышла, хлопнула себя по бокам. Заспешила навстречу внучке:
— Радуня! А я сон видела — ждала тебя.
В низенькой избушке полумрак: слабо проходит свет сквозь бычий пузырь на маленьких окошках. Висят над головой пучки разных трав, их свойства знает только ворожея. Булькает что-то на печке в котле, обволакивает дурманящий запах, кружится у Радуни голова. Опускается она на лавку, опирается спиной на бугристые стены, мох между брёвнами щекочет нежную шею. Так хорошо, как в детстве! Так бы сидеть на этом месте всю оставшуюся жизнь!
Смотрит бабка на внучку, качает укоризненно головой. Молча ставит на стол лепёшки, в черпаке горячий пахучий отвар. Потчует Васёну, гладит по голове — засыпает девчонка, не доев, уронив голову прямо на стол. Бережно переносит Манефа обмякшую Васёну на лавку за печкой, достаёт из-под лавки кусок конопляной новины, берёт за руку внучку и ведёт в лесную чащу. Молчит Радуня, ступает по траве босыми ногами, послушно идёт рядом с бабкой. Молчит Манефа, увлекает внучку всё дальше и дальше в лесные заросли, пока не открывается взору огромная поляна с озером прозрачной воды.
Стаскивает бабка с Радуни рубаху, перешагивает через свою сброшенную одежду, тянет внучку за собой в озерцо. Боязно девушке входить в него — ступни чувствуют холод. Но Манефа уже по грудь в воде, оглядывается на внучку и вскрикивает: всё юное тело в синих отметинах. Возвращается бабка, оглаживает Радуню, поворачивает спиной, потом лицом, проводит влажной ладонью по чуть выпуклому животу.
— Мал ещё Варнава! Что? Минай?! — страдает Манефа.
Молчит внучка, только капают на грудь слезинки из опущенных долу очей.
Тяжко вздыхает бабка, бормочет что-то под нос. Заводит внучку по пояс в студёную воду, обмывает поруганное тело. Несётся страстный шёпот выше елей — взлетают вспугнутые заклинанием птицы. Льётся пригоршнями на расплетённые косы вода. Всё быстрее крутится вокруг Радуни ведунья, растирает ей плечи, грудь, живот и спину, бормоча всё быстрей и быстрей. После на бережку окутывает её новиной, сама надевает длинную рубаху на мокрое тело, подбирает с травы разбросанную одежду и, обняв, ведёт внучку в избу.
Сладко спит Васёна на лавке, свесила руку, улыбается во сне. Сердито колдует Манефа над горшком, опускает в него разные травы, шепчет заветные слова над бурлящим варевом, добавляет медку. Остуживает в плошке, обмахивая длинным пучком пахучих трав, поит внучку и укладывает спать. Спит Радуня, и приходит резкая боль в животе, но проснуться никак не может. Будит бабка внучку, показывает тряпицу в крови с куском розовой, в прожилках, плоти.
— Теперь в твоём чреве нет ублюдка, — объясняет она, завязывая тряпку в узел. — В лесу закопаю. А ты спи.
День клонится к вечеру — просыпается голодная Васёна. Кормит Манефа девчонку лепёшками, мёдом, говорит с ней ласково:
