Мы отправлялись на Большой Остров. Франк торопился, даже пепел не стряхивал: надо было все делать быстро. «Время — деньги, принцесса», — говорил он, затягиваясь «Житаном». Потом мы садились в самолет, курсировавший между островом и континентом. Эти путешествия позволяли мне пролетать над «Дарами Бретани» — галереей Тристанов, с которыми Франк что-то не спешил знакомиться. Прильнув к иллюминатору, я вглядывалась в свое детство. Если бы Северин поднял глаза и увидел самолет, ему бы и в голову не пришло, что я пролетаю над Бурдоном с Менеджером Года.
Одна из секретарш Франка забронировала два номера в «Привале короля». «Мы уважаем друг друга, — говорил наставник перед конторкой. — Я в своем номере работаю, ты — в своем, встречаемся за ужином». Меня поражала его работоспособность. Он вставал на рассвете и к обеду прочитывал по пять папок.
Я стала ему близким человеком — достижение тем более редкое, что в начале мне пришлось несладко. Приходя утром в Батиньоль, я находила на пишущей машинке анонимки вроде «Шлюха отсасывает» и прочие подобные любезности. До меня в агентстве не было женщин-менеджеров, а было только несколько секретарш. Я была единственным координатором «Мериньяка и К°», а такое не прощали.
«Забудь, принцесса, — говорил Мелкий Бес. — И они тоже забудут».
5 декабря
Как-то вечером я поблагодарила его за фантастические заработки, а он, откупорив бутылку «Круга», бросил на стол дилерский договор, подписанный накануне. Тогда я еще не руководила нашим филиалом на авеню Ош, но уже приобрела клиентуру в Батиньоль.
— Твоя работа приносит нам пятьсот тысяч франков. Я обожаю тебя, дочурка.
— Этого мало.
— Думай только о прибыли и превращай все в товар. И тогда ты, сокровище, будешь только моей! — воскликнул Мериньяк.
Чтобы придать больше веса этим словам, он написал их на бумаге и подписался.
— И ты тоже подпишись, — добавил он, наливая мне шампанское.
Я повиновалась, потом, охваченная внезапным порывом, всадила разрезной нож в ладонь. На бумагу пролилась кровь. Это было несколько театрально, но шампанское сыграло тут не последнюю роль.
«Временами ты просто очаровашка!» — заявил растроганный до слез Мериньяк, в то время как я бежала перевязать руку. Потом он потащил меня в «Икру Каспия». Наш союз заслуживал нескольких икринок белуги.
На Франке был утепленный костюм, и, поскольку сам он никогда не садился за руль и наотрез отказывался сдавать экзамен на права, мы потеряли минут десять, пытаясь поймать такси. Луиджи, служивший у него шофером и метрдотелем, по распоряжению хозяина не поднимался с постели раньше двенадцати, а черный «мерседес» подгонял к «Регате» (бистро для сферы недвижимости) только в семь вечера. Мой приемный отец был вечерней, я бы даже сказала, ночной птицей, поэтому с восьми вечера до трех утра мы находились в полной боевой готовности.
В «Икре Каспия» Франк пользовался большой популярностью и имел личное кольцо для салфетки. «Гарсон, Очи Черные хотят белугу, и поскорее!» — кричал Мелкий Бес у входа. «Разумеется, месье Мериньяк», — отвечали официанты, пока мой покровитель раздавал направо и налево купюры. В тот вечер Франк положил мою дилерскую сделку на стол. Его глаза сияли. «Я всегда знал, что ты далеко пойдешь; ты мой любимый менеджер, Элка моя», — повторял он, чокаясь кампари-содой с моей водкой. Его гордость потрясла меня больше, чем икра, больше, чем деньги. Я тут же приняла его всего. Люди за соседними столиками оборачивались, и это поднимало его и без того хорошее настроение.
