Книга Повторите, пожалуйста, марш Мендельсона (сборник) - Ариадна Борисова

Осенью Женька, двенадцатилетняя внучка Веры Георгиевны, нашла на улице коричневого щенка неопределенной породы, низенького и ушастого. Семья сына наслаждалась общением с песиком, пока не обнаружилось, что у невестки Марии аллергический ринит от собачьей шерсти. Переселение Тугрика к Вере Георгиевне в другой конец города устроило всех: определили малыша в добрые руки, бабушка теперь не одна, и у внучки появилась причина чаще к ней наведываться.

Честно сказать, поначалу Вера Георгиевна не больно-то радовалась – никогда не держала в доме животных. Но вынужденные ежедневные прогулки хорошо повлияли на суставы ее больных ног, а необходимость захаживать в магазин за ливерной колбасой для питомца приучила хозяйку и себе брать свежие продукты. Скоро ей стало трудно представить, как она могла есть размоченные сухари, ленясь сходить за хлебом, и как вообще жила раньше без собаки.

Перед майскими праздниками Женька пришла с пакетом домашних круассанов с ежевичным вареньем – невестка была стряпуха не чета Вере Георгиевне. Свекровь знала: кулинарными изысками Мария пытается привязать к дому Олега, такого же ловеласа, как его отец. Впрочем, небезуспешно.

За чаем разговорчивая внучка выболтала свои маленькие секреты – бабушка была у нее вроде подружки, которой можно вывалить все, что гнетет и волнует, а она никому и никогда. Пересыпая речь словечками молодежного сленга, рассказала о мальчике, который ее «доставал»:

– Прямо жесть, бабуль, еле-как от него после школы удираю.

– «Кое-как», – поправила Вера Георгиевна. Ее, бывшую учительницу, коробило словотворчество малограмотной эпохи. – Он что, по улице гонится за тобой?

– Не-ет, – замотала головой внучка, – издалека провожает.

– Так это же хорошо.

– А в школе дергает за волосы! Надоел. Следит за мной, совсем как мама за папой… Бабуль, можешь не верить – мама до сих пор в папу влюблена.

– Почему не верю? Верю.

– Ей почти тридцать восемь! Папа, конечно, хороший, его все уважают, но ведь он… – Женька замялась.

– …дамский угодник, – подсказала Вера Георгиевна.

Внучка захлопала ресницами:

– Откуда знаешь?

– Твой папа все-таки мой сын.

– В Новый год у нас были гости, и папа поцеловал в прихожей тетю Дину. Я нечаянно увидела и чуть с ума не сошла, – призналась Женька. – Еле-как… то есть кое-как успокоилась.

– Паршивец…

– Бабуль, а после сорока лет любовь точно заканчивается?

Полстолетия назад Вера Георгиевна тоже предполагала, что после сорока лет интенсивной любви и жизни человек начинает невыносимо долго и эгоистично умирать. Только Вере Георгиевне, в отличие от Женьки, было тогда девятнадцать. Такое соображение заронили в юной Вере мамины беседы с подругами. Она поклялась себе, что даже если ей удастся дожить до пенсии, ничто не заставит ее заводить разговоры о проблемах с сердцем, нервами и бесстыдном геморрое. (Заводит! По часу муссируют по телефону с Ириной Алексеевной те же нескромные темы между обсуждением непрофессионализма нынешних учителей.)

Вера Георгиевна принялась потихоньку убирать со стола:

– У мамы про любовь спроси.

– Ой, ее спросишь! Бабуль, а дедушка тоже был дамским угодником?

– Дедушка был большим ученым, – веско сказала Вера Георгиевна и, подумав, добавила: – Талантливым людям можно простить слабости характера.

– Измена – слабость характера? – фыркнула Женька. – Да ладно, бабуль!

Измена?.. Вера Георгиевна растерялась. Неужели так серьезно? То-то Олежка глаз не кажет.

– Женя, один поцелуй еще не называется изменой. Папа, наверное, чуть переборщил с вином.

– Он больше не любит маму.

Глаза у девочки цвета маренго, внимательные и блестящие. Вот в ком выстрелил броский колер деда. Вере Георгиевне стало не по себе: показалось, что на мгновение сквозь Женьку проглянул Максим.

Внучка поиграла с Тугриком и ушла, оставив тревожный осадок в душе. Пробежала по двору, завернула за угол к остановке и махнула рукой. Сидя у окна, бабушка тоже помахала ладонью – это был их с Женькой ритуал.

Вера Георгиевна не причисляла себя к бабкам-обожательницам, чьи внуки самые-самые, свет не видывал более гениальных внуков, но думала о Женьке с гордостью. Слава богу, девчонка любит действовать самостоятельно, не собьешь с панталыку вариантами подсказок, как в ЕГЭ, и репетиторов ей не нанимают. Сама записалась в театральную студию, сама и ездит туда со второго класса. Мозги крепкие, другая бы из-за разлада в семье нос повесила, а Женька сделала выводы и не раскисает. Вот Мария, должно быть, замучилась оправдывать перед собой Олега во всех его неблаговидных поступках…

Невестка досталась Вере Георгиевне сродни ей. Словно в мужском роду Дудинцевых на протяжении нескольких поколений развился нюх на терпеливых неудачниц, и брали Дудинцевы в жены исключительно таких.

Сегодняшний выразительный Женькин взгляд напомнил того Максима, с которым Вера познакомилась на вечеринке коллеги Ирины.

Девушки работали в одной школе, Вера Георгиевна преподавала русский язык и литературу, Ирина Алексеевна – физику и математику. В то время все их подруги, как заведенные, выскакивали замуж и рожали, или в обратном порядке и не по разу, а они все ходили свободными и отшучивались: «Принцев ждем».

Вере исполнилось двадцать шесть, Ирина собиралась справить тридцатый день рождения. Но матримониальных возможностей у первой было больше не только из-за разницы в возрасте. Прозрачные серые глаза, смуглый румянец и платиновые волосы Веры опасно притягивали взоры пап ее учеников. Бледная Ирина рядом с ней, со своим куцым гороховым хвостиком на затылке, становилась малозаметной, как полуденная тень.

Мало кто из приглашенных на вечеринку знал, что старая дева празднует свой юбилей. Непосвященных гостей приятно удивил богато накрытый стол в зале трехкомнатной квартиры. Пожилые родители Ирины дружно наготовили уйму еды и до осени убрались на дачу. Так они делали третий год в надежде через энный срок отправить единственную дочь в роддом хотя бы без шансов на замужество.

Молодого ученого Максима Дудинцева Ирина случайно подцепила то ли на какой-то конференции, то ли в библиотеке. Он явился не один, с сослуживцем. Сослуживец был по-своему симпатичным, но выглядел на эффектном фоне старшего товарища адъютантом его превосходительства. Подтолкнутый Максимом вперед, он покраснел и скромно представился:

– Андрей.

Скромность проистекала из того, что Андрей Порядин был младшим научным сотрудником в НИИ, где Дудинцев руководил отделом.

– Физик, лирик и бабник, – в такой последовательности весело отрекомендовал себя Максим и только после назвал имя. (Поэтом, между прочим, оказался слабеньким даже для физика, вот бабником…)