Жмуркин зевнул.
– Двенадцать километров – это нам не крюк. Три часа туда, три обратно, час на поиски – вечером дома. С самоваром.
– То есть почти тридцать километров, – подытожил Генка. – Немало…
Они стояли на дороге возле указателя «Родники 1,5 км». Рядом был деревянный мост, перекинутый через разлившуюся речку. Речка называлась Вожга, неширокая, затянутая жухлой хвоей и рыжей пеной, она ещё держалась в берегах, но было видно, что разлив приключится вот-вот.
– Надо перейти мост, – указал Жмуркин. – А за мостом направо, там вдоль реки просёлок. Вот по нему и двинем. Готовы? Генка, перестань хмуриться, Витька, держись бодрее, от температуры ещё никто не умирал.
– Я бодрее… – сказал Витька.
– Тогда вперёд!
И Жмуркин с энтузиазмом направился через мост. Витька и Генка пошагали за ним.
Жмуркин шагал размашисто, широко, гулко ступая по доскам. На середине моста остановился, перегнулся через перила и плюнул в воду.
– Не плюй лучше, – посоветовал Генка. – Нельзя, переходя, плевать…
– Предрассудки, – поморщился Жмуркин. – Можно хоть сто раз плюнуть – и ничего. Оставьте дома бабьи сказки, вы же энтомологи, мужественные люди!
А потом ещё пульнул в воду камень.
– Лучше прикидывайте, куда деньги тратить будете, – сказал Жмуркин. – Я бы на вашем месте…
Жмуркин запнулся и едва не упал.
– Я же говорил – не плюй, – злорадно заметил Генка.
Жмуркин ответил неразборчиво.
За мостом направо отворачивала неширокая дорога, теряющаяся в лесу.
– Немного инсектицида, – сказал Жмуркин. – А ну-ка, пацаны, стоим-боимся…
Он достал из рюкзака оранжевый баллончик. На баллончике красовался омерзительный гигантский клещ, нависающий над перепуганной туристкой. Жмуркин потряс баллончик и густо опрыскал штаны до колен и кроссовки. Витька отметил, что шаг правильный, и тоже опрыскался. И Генка.
– Вот видите. – Жмуркин спрятал баллончик обратно. – Всё продумано вашим мастером и предводителем. Безопасность прежде всего. А теперь в путь!
Жмуркин уверенно ступил на дорогу.
– Опять… – устало сказал Генка. – У меня дежавю…
– Надо держаться дороги и никуда не сворачивать, – предложил Витька. – Тогда есть шанс…
– На что? На самовар?
– На то, что домой вернёмся.
– Не унывать! – призвал Жмуркин. – Всё будет хорошо! Где ваш оптимизм?
– Кончился у нас оптимизм, – буркнул Генка. – Фатализм вместо него завезли.
Витька оценил, а Жмуркин не рассмеялся и стал рассказывать про самовар, за которым они шли в глуши. В его представлении это был не просто какой-то там самовар, пусть и дорогой, нет, это был знак. ЗНАК. Жмуркин говорил, что он, как индивидуум, давно застыл в интеллектуальном кризисе. Для Жмуркина настала смутная душевная пора, прежние жизненные ориентиры уже не манят, а новых пока не образовалось, и он, Жмуркин, утратил горизонт и векторы. Но тут случился этот самый самовар.
И Жмуркин воспринимал этот самовар как знак, посланный свыше. Самовар поможет, самовар направит.
– Этот самовар станет переломом! – энергично воскликнул Жмуркин. – Этот самовар – перст судьбы! Мы найдём самовар, и над нами засияет заря новой надежды.
Витька шагал последним, Жмуркина он не особо слушал, потому что не очень верил в самовар судьбы. Витьку занимало другое – зачем он пошёл? Зачем они с Генкой пошли? Он, Витька, не томился смысложизненными проблемами и горизонтов не утрачивал. Зачем тогда?
Ответа Витька не находил.
Генка, похоже, в самовар предназначения тоже не сильно верил. Особенно в квадратный. Квадратный самовар – это всё равно что круглая балалайка.
Дорога тянулась и тянулась через лес, навстречу не попадались ни машины, ни пешеходы, но природа вокруг была хороша, щебетали птички, кое-где цвели фиолетовые подснежники, и Витька постепенно оттаивал. Голова сделалась легче, в горле больше не першило, настроение от воздуха и солнца постепенно улучшилось, и температура не подступала, дышалось легко.
Генка же был обычно мрачен, шагал, ссутулившись, жевал сорванную еловую веточку, и по виду ни о чём хорошем не думал.
Жмуркина, кажется, тоже отпустило, он перестал болтать и теперь шагал сосредоточенно, глядя под ноги.
Через час они вышли к мосту.
– Опять мост, – печально сказал Генка.
– Сгоревший мост, – уточнил Витька. – Мост в никуда…
Мост на самом деле был негодящий. Вся правая его часть выгорела, а от левой остались только перила и ещё немного досок под ними. По виду всё это выглядело решительно непроходимо, хотя сама Вожга была здесь и неширока.
– Ну вот, – сказал Жмуркин, – всё понятно. Почему самовар уцелел. Сюда просто давно никто не ездит. Мост сгорел, а больше в Ежовку никаких дорог.
– Интересно, почему он сгорел? – спросил Витька.
– Да мало ли? – пожал плечами Жмуркин. – Молния ударила, вот и сгорел. Или окурок кто-то бросил. А что?
– Да нет, просто… – Витька пнул сохранившуюся часть моста. – Не знаю.
– А почему не починили? – Генка тоже попинал мост.
– Да зачем? – не понял Жмуркин. – Деревня вымерла, мост бросили. Через него перейти можно?
Генка поглядел на Витьку.
– Пять километров почти, – сказал Витька. – Зря, что ли, тащились?
Генка не ответил, хрустнул кулаками и направился по уцелевшей стороне моста. Продвигался он медленно, проверяя каждый шаг, держась за перила. Сам мост был недлинный, метров сорок, в ширину же после пожара осталось от силы полметра, под которыми сохранилось несколько обгорелых опор.
Витька и Жмуркин следили. Витька не особо переживал – Генка отлично чувствовал любые материалы, и железо, и пластик, и тем более дерево. И конструкции Генка тоже чувствовал, поэтому, дойдя почти до середины моста, он замер.
– Что? – спросил Жмуркин.
Генка не ответил, стоял, прислушиваясь к мосту. Затем начал отступать.
– Я так и знал! – Жмуркин хлопнул в ладоши. – Я так и знал, Генка, что ты в мостах ничего не понимаешь!
Генка не ответил. Возвращаться спиной ему было неудобно, поэтому отступал он чрезвычайно аккуратно, шажками.
– Пройти нельзя, – объявил Генка, вернувшись на землю. – Опоры здорово играют, надо другое место искать.
– Да брось, Ген, этот мост трёх сумоистов выдержит, – ухмыльнулся Жмуркин.
– Валяй. – Генка кивнул на мост. – Если ты сумоист…
– Да легко. – Жмуркин подтянул рюкзак, вручил Витьке сачки и прорезиненный мешок и шагнул к реке.
