Когда мы ехали в автобусе из Флориды обратно в Марлинвилл, Дейзи поклялась, что бросила. Обещала, что «начнет новую, здоровую главу в нашей жизни». Так она сказала мне. Своими гадкими лживыми губами она бросила эти слова. Дейзи обещала мне. Жалкая лгунья.
Я зажала пакетик в кулак и что есть мочи стиснула зубы. Мне захотелось выбросить его из окна и сказать миру, что просто пошел снег. Я схватила подушку и стала рвать наволочку, пока не начали вываливаться перья. А потом швырнула несчастную подушку через всю комнату. Сняла простыню с кровати и обернула вокруг себя. Посмотрела в зеркало. Теперь я ужасный снежный человек. Белый, как порошок в этом маленьком полиэтиленовом пакете. Мне хотелось просочиться сквозь ковер и исчезнуть навсегда из этого мира.
Я услышала шаги за дверью. Вошла Дейзи. В руках у нее было два бумажных пакета с картофелем фри и кетчупом. Комнату наполнил теплый аромат свежеподжаренной картошки. Я быстро бросила пакетик обратно в сумку, отшвырнула простыню, забралась на кровать и притворилась, что читаю.
– Что тут происходит? – спросила Дейзи, прожевав картофелину. Она посмотрела на подушку и простыню на полу. Потом заметила, что ее сумка распахнута и выпотрошена. Я посмотрела ей в глаза. Дейзи насупилась и перестала жевать.
– Какого черта ты тут делала?! – закричала она, кинув пакеты на стол. – Какого черта ты ковыряешься в моих вещах? Какого хрена с тобой не так?!
Со мной все хорошо. Это ты – Злая Ведьма Запада, ты обманываешь, ты все портишь, ты все время под кайфом, как чудовище все время под заклятьем вечной ненависти. А я – Дороти.
– Ты что, думала, можно взять и так просто залезть в мои вещи?! Тебе бы понравилось, если бы я шарилась по твоему дерьму?! – раскричалась Дейзи. Она облизала губы, схватила сумку и положила на маленький столик в углу.
У меня и вещей-то своих нет. Только книга.
– Ты сущее наказание, – прорычала Дейзи с плохо скрываемой злобой, подойдя ко мне близко-близко. Я посмотрела ей в глаза. Ее светлые волосы спутались и растрепались. А взгляд был совсем пустым. Я видела ее насквозь. Видела ее душу. Холодную как лед. Застывшую и превратившуюся в глыбу льда. Это была уже не Дейзи. Не Дейзи. И хотя я все еще надеялась на обратное, это был не сон.
– Ты не собираешься извиняться, а? Говори?! Ты?! Ты когда-нибудь перестанешь молчать?! – вопила Дейзи. Она схватила меня за плечи и что есть силы тряхнула. – Говори! Блю! Говори!!!
Прикосновение ее рук жгло мою кожу – я чувствовала их до кости. От меня почти больше ничего и не осталось: пара костей, немного кожи и чуть волос. Отпусти меня, Дейзи. Не трогай меня своими пальцами, которые насквозь пропитались ядом за годы твоей наркомании. Я вспомнила о давних временах, когда мы часто ездили летом к большому озеру – Дейзи держала меня за руки и раскручивала в воде, как будто я русалка.
Наконец меня и мои кости оставили в покое. Дейзи развернулась ко мне:
– Прямо не знаю, что с тобой делать, – пробормотала она, в отчаянии качая головой. Я молча схватила книгу и подползла к другой стороне кровати. Слезла и спряталась от Дейзи в углу за кроватью. И погрузилась в чтение. Дейзи полагает, что я не говорю, исключительно чтобы ее позлить. Но на самом-то деле я просто ждала кого-то, кто мог бы услышать мое молчание. Я ждала, что кто-нибудь расслышит мой молчаливый крик. Только никто не хотел его слышать.
* * *
Сегодня, доктор, у меня в первый раз за последние три недели появились ответы на некоторые ваши вопросы. Вслух не скажу, но на листе бумаги, как обычно, написать могу. Я еще не показывала вам ответы. Слишком сильно переживала. Но сейчас я записала их все. Вот.
Скажи, кто ты, в одном предложении.
Никто.
Ты видишь вещи, которых сейчас здесь нет?
Все, что надо, здесь, как мне кажется.
Расскажи, что ты любишь, – это может
быть все что угодно.
Безумие и печаль.
Через несколько дней Дейзи сказала мне, что все готово к переезду в новую квартиру. Мы встали рано-рано утром и начали складывать одежду и всякие вещи в чемоданы. Дейзи заглянула под кровать – проверить, не забыли ли мы чего-нибудь. Я надела коричневые брюки, которые Дейзи достала через Армию спасения, и синий шерстяной свитер Олли. Такое впечатление, что это одежда носила меня, а не я ее. Когда Дейзи открыла дверь, я побежала в ванную комнату, схватила розовое мыло и сунула в карман. Потом вернулась в гостиную и взяла свой чемодан. Мы вышли из квартиры. Когда мы шли по коридору, я так крепко сжимала розовое мыло, что мои ногти врезались в мягкую поверхность. Ногти порозовели. Похоже, я, сама того не желая, сделала себе маникюр. Мысль об этом заставила меня улыбнуться.
Когда мы шли по кварталу, я заметила, что улицы пусты, разве что несколько бездомных спали по углам. Откуда-то донесся запах блевотины. Тротуар был грязный, весь в кругляшах раздавленной жвачки, на которую уже столько раз наступили, что она давно стала грязно-черного цвета. Периодически мимо проезжали автомобили. Магазины выглядели заброшенными, хозяева за прилавками зевали, от нечего делать листая журналы. Всходило солнце. Небо было оранжевым и светло-голубым, а в дальнем конце горизонта нас приветствовала четвертинка солнечного диска. Я была рада, что небо еще не решило рухнуть на наши головы. Я подумала обо всех людях на другой стороне планеты, которые мирно спали, потому что там солнце еще не взошло.
На автобусной остановке мы присели на скамейку, поверхность которой была усыпана вырезанными сердцами и надписями, скажем, «Боб + Джуди», хотя большинство из них были перечеркнуты черным маркером. Много здесь любви было потрачено впустую. Дешевой любви, которая длилась одну ночь, а уже утром о ней забывали.
Автобус повез нас на Девон-стрит. Дейзи рассказала, где наша новая квартира. В автобусе не было почти никого, разве что бездомный парень с бородой. Было шесть утра, и все, что я хотела, – это проспать лет тысячу. И если я когда-нибудь проснулась бы, то это было бы на маковом поле рядом с Дороти, уснувшей на нем в книге. Хотя это маковое поле – не такой уж райский уголок: называется оно «смертельное маковое поле», так как аромат цветов нагоняет жуткую усталость, отнимает последние силы и изматывает, так что можно только лечь на землю и заснуть. С мыслью, что можете и не проснуться. Но я была не против. Идея проспать веки вечные на маковом поле мне очень нравилась.
Минут через пятнадцать мы уже вышли из автобуса.
– Вот, прямо здесь, – сказала Дейзи, указывая на большое здание перед нами. Темно-серое, словно выцветшее, как будто над ним слишком часто шел дождь. Окно над входной дверью было покрыто всеми возможными видами наклеек. Мы подхватили наши чемоданы, и я открыла дверь. Ручка была липкой. Я вытерла руки о штаны и побрела по холлу. Дейзи собиралась ехать на лифте, потому что ей не хотелось нести чемоданы вверх по лестнице, но я отчаянно замотала головой.
– Давай, Блю. Не будь таким ребенком, – сказала она.
Я снова покачала головой. Не доверяю лифтам. Да и вообще механизмам. Там точно какое-то колдовство, иначе как они могут функционировать совершенно независимо друг от друга? В любом случае мне все это не нравилось.
