Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
– Что празднуют, сами не понимают! – говорил Валерка, пальчиком поправляя очки на переносице. Романов всякий раз давил в себе желание ударить его в указанное пальчиком место – по-настоящему давил, толкал внутрь себя, как в молодые годы они толкали пробки в бутылки, когда под рукой не было штопора.
Директор чувствовал, что зять его презирает – хотя и лебезит перед ним накануне пятнадцатого и первого числа каждого месяца. В эти дни Романов обычно выдавал семье дочери деньги – и несколько раз, сердясь на Валерку, урезывал обычную сумму вдвое.
Анна, конечно, выговаривала мужу – но он, как подросток, сколько-то сдерживался, а потом всё равно срывался и начинал ругать власть, начальство, трусливую общественность. Он и был по сути своей настоящий подросток – но при этом отец двоих детей.
А Колю, вообще, не поймёшь.
Романов засопел, вспоминая Антонину Фёдоровну, которая советовала во всём находить хорошие стороны. Вот, например, то, что Александра идёт вслед за мужем, а не пытается его оседлать и пришпорить, как делала младшая дочь со своим Валеркой, это, конечно, неплохо. Может, со временем им надоест вся эта индийская дурь – и чем мух разводить, родят Романову ещё одного внука. Нормального, понятного мальчика – чтобы на рыбалку ходить, зимой – хоккей, летом – футбол…
Александра, рассказывал подушке Романов, всегда склонялась к вегетарианству – ещё когда они с сестрой были маленькими, Анна грохнула на лестнице мешок с яйцами. Не донесла из гастронома. Александра плакала над этими яйцами, как над живыми людьми:
– Из-за тебя, Анечная, столько цыплят зря отдали свои жизни!
При этом старшая любила читать книжки про испытания, муки и пытки.
Только под утро Романов тяжело вздохнул, выронив совсем уж старческое «о-хо-хо-хо-хо-хо», положил терпеливую подушку под голову и закрыл глаза, засыпая.
Ему приснилось, что он учит дочек рисовать пятиконечные звёзды:
– Начинаем выводить как букву А, но от правой ножки проводим лучик влево наискось, а потом – вправо и вниз, к левой ножке. Вот какая звёздочка получилась! Загляденье!
Свастику они выучились рисовать без него. Дурное дело нехитрое.
Вода
Утром Романов проснулся от запаха – удушливого и тревожного, хорошо знакомого с детства. Мыши! – вспомнил директор и натянул на себя тощее одеяло.
Как будто отозвавшись, по комнате деловито пробежал довольно упитанный мышонок. Он мельком глянул на Романова, но не нашёл его хоть сколько-нибудь примечательным, и проявил таким образом коллегиальность с новым руководством завода.
– Антисанитария, – ворчал Павел Петрович, нашаривая ногами тапки и начисто позабыв, что никаких тапок ему здесь не дали, а свои он как-то не догадался привезти. Не в больницу, чай, ехал – на свадьбу к дочери!
Из кухни пахнуло больничной едой.
– На завтрак – рис! – крикнула Александра. – Давайте, мальчики, скорее!
Павел Петрович предпочёл бы яичницу из трёх яиц с поджаренным чёрным хлебом и докторской колбасой, но решил, что не будет портить невесте настроение. Вместе с Колей, уже побрившимся и всё ещё настороженным, директор сел за стол и покорно съел миску суховатого риса. Пили процеженную воду, и Романову почудилось, что он начинает чувствовать в ней какой-то вкус.
– А кем работает твой Коля? – спросил директор у дочери.
Александра стала объяснять, что Николя учился на ювелира, в Индии у него была фирма, но потом ему пришлось вернуться во Францию, и здесь он никак не может найти работу. Поэтому живёт на пособие, но оно довольно приличное, так что им хватает.
– А как в твоей школе переводчиков относятся … ну … к этим вашим повязкам и метёлкам?
Вчера дочь показывала ему небольшую метёлочку, которую джайны носят с собой – подметают улицу, чтобы не затоптать ненароком какую-нибудь букашку.
– Культурное многообразие никто не отменял, – усмехнулась дочь. – В Европе уважают право на выбор, папа.
Она хотела добавить «Это ж не Россия», но вовремя спохватилась – и промолчала. Не стоило затевать с отцом дискуссий, он всё равно не поймёт. Да и некогда – уже через час нужно быть в мэрии!
Романов удивился, что дочь всё ещё не одета – Анна на своей свадьбе трижды переодевалась, и каждый раз это делалось подолгу, с капризами и нервами. Александра на пять минут скрылась в ванной – и появилась оттуда в бежевых брюках и простой белой блузке.
– Так и пойдёшь? – изумился отец.
– А ты думал, я, как Анька, надену на себя торт из кружев? Мы против бесцельной траты денег.
– Но это же память, – расстроился директор. – И я присылал деньги на платье, я же помню!
Александра чуточку порозовела.
– Мы решили потратить их на нужды нашей общины. Всё, папа! Давай облачайся в свой костюм – и поехали!
Случайные прохожие, видевшие их тем утром, ни за что не догадались бы, что это жених с невестой и её отцом. Коля был в затрапезной рубашке и джинсах, и на этом фоне Александра выглядела почти нарядной – ну а самым разряженным оказался Павел Петрович в добротном синем костюме, белой рубашке и бледно-голубом галстуке. В начищенных туфлях отражалось парижское небо с облаками. Рот у Коли был закрыт белой повязкой, Александра из уважения к отцу сняла её и положила в карман.
У входа в мэрию – красивое здание с башенкой – их поджидали друзья. Такие же точно чуды, как выразилась бы Антонина Фёдоровна. Одеты кое-как, повязки, метёлки, а самый старый из всех, с кожей шоколадного цвета, был завёрнут в белую ткань, как ребёнок, играющий в привидение.
Работница мэрии и глазом не моргнула, когда эта странная компания вошла в комнату, где Александру и Николя объявили мужем и женой.
Ни цветов, ни подарков, ни поцелуя – дочь и зять расписались в книге, кивнули работнице мэрии и буднично вышли из красивого здания в свою новую жизнь.
– Папа, наши друзья пойдут пешком, – объяснила Александра. – Джайны не пользуются транспортом, потому что какое-нибудь живое существо может попасть под колёса. Николя – с ними, а мы с тобой поедем. У джайнов не принято осуждать чужую культуру.
– Так вы же только что поженились! – возмутился директор. – И сразу расстаётесь! Не по-людски это, Саша! Давай уж я тоже со всеми пойду.
– Ой, правда? – обрадовалась дочь, в секунду превратившись в юную Антонину Фёдоровну. – Спасибо, папа!
По дороге Александра рассказывала о самом старом госте – он был настоящий монах, и волосы у него на голове были не выбриты, а вырваны с корнями!
– Это настоящий образец аскетизма, и для нас большая часть, что он будет делить с нами трапезу. Впрочем, джайны очень мало едят.
Романов глянул на «образец аскетизма», который шёл впереди, переступая тощими голыми ногами в сандалиях, и с тоской представил себе предстоящую трапезу.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88