Во-первых, она переспала с более чем пятьюдесятью партнерами. Среди которых была как минимум одна женщина.
Во-вторых, она постоянно оставляла в ванной комнате обрезки своих ногтей, ватные палочки и шарики с остатками макияжа. И называла своих подруг «дорогуша» и «сладкая».
В-третьих, Руби всегда поздно возвращалась и громко хлопала дверью, хотя Тоби уже раз двести просил ее больше так не делать.
В-четвертых, Руби слишком много ругалась и слишком много курила.
В-пятых, никогда не передавала другим жильцам, что им звонили.
И часто задерживала плату за аренду.
В-шестых, Руби была жуткой эгоисткой.
В-седьмых, верила в Бога (но только тогда, когда ей это было выгодно).
В-восьмых, Руби прозвала Тоби «Тобз».
В-девятых, она постоянно и со всеми заигрывала.
В-десятых, у нее было некрасивое желтое пятно на одном из передних зубов.
В-одиннадцатых, Руби читала журналы с восклицательными знаками в названиях и вечно приставала к Тоби с пересказом светских сплетен о «знаменитостях», о которых он до этого ни разу даже не слышал.
В-двенадцатых, Руби стирала белье лишь раз в месяц, а потом сушила весь свой гардероб везде, где только можно, и Тоби приходилось смотреть на ее (на редкость уродливые) трусики, сидя за столом в гостиной.
В-тринадцатых, она считала классическую музыку скучной.
В-четырнадцатых, Руби считала скучной классическую литературу.
В-пятнадцатых, скучной она находила и радиостанцию номер четыре.
В-шестнадцатых, ей было скучно сидеть дома.
И, наконец, что, в общем-то, было не так уж далеко от истины – скучным Руби считала и самого Тоби.
Она все время повторяла ему: «О боже, Тобз, ты такой скучный», каждый раз, как только тот хотел обсудить что-то серьезное, важное или касающееся особняка.
Руби смеялась над его одеждой и прической и иногда хватала Тоби за задницу, сквозь джинсы, издеваясь над его плоскими ягодицами.
По сути, Руби была во многих отношениях просто невыносимой. Ужасная девушка. Но такая красивая и настолько потрясающе талантливая, что аж дух захватывало.
– Может, под кроватью? – предположила Руби.
– Что? – Ее вопрос вывел Тоби из задумчивого оцепенения.
– Ну, в смысле, может быть, кот прячется там.
– Ой. Правильно. Да, – промямлил он.
Руби вдруг опустилась на четвереньки, встав в соблазнительную позу, которая напомнила Тоби те картинки, что он вчера вечером разглядывал в Интернете. Он блудливым глазом покосился на ее превосходный зад, затянутый в джинсы, который раскачивался, словно луч от фонарика в темной комнате.
– Надо же, просто удивительно, – сказала Руби.
– Что? – не понял Тоби.
– Привет, – прошептала Руби под кровать. – Не бойся, мы тебя не обидим.
Тоби пересилил себя и, перестав наконец разглядывать задницу Руби, тоже встал на четвереньки рядом с ней.
– Смотри, – указала Руби в угол. – Вон там.
Тоби моргнул и встретился взглядом с парой сверкающих глаз.
– Вау.
Наконец у них получилось подозвать кота к себе – для этого пришлось долго трясти у него перед носом миской с едой и делать множество странных движений.
– Я первый раз вижу такого маленького кота, – сказала Руби, глядя, как кот медленно уплетает корм из миски.
Котом его назвать было сложно – скорее, странная пародия на кота: гигантская голова на маленьком тельце, покрытом черной шерстью. Кот выглядел настолько потрепанным, что казался старше Гуса. Тоби инстинктивно потянулся, чтобы погладить кота, но залысины и торчащие кости его отпугнули.
– Надо же, все эти годы Гус держал здесь кота, а мы даже не знали. Просто в голове не укладывается, – сказала Руби. – Почему он никому не сказал?
– Кто его знает, – ответил Тоби. – Может быть, прежний хозяин запрещал держать в доме животных. А может, он думал, что я окажусь не в восторге.
– Он какой-то грустный, не находишь? Какой-то недоросток прямо.
– Выглядит ужасно, – буркнул Тоби и покачал головой.
– Но ведь, с какой-то точки зрения, этот котяра даже мил, тебе не кажется? – улыбнулась Руби.
– На самом деле, нет.
Тоби встал и размял ноги.
– Что, черт возьми, нам теперь с ним делать?
– Мне он не нужен, – с плохо скрываемым отвращением сказала Руби.
– И мне.
– Надо от него избавиться.
– Усыпить, что ли? – не понял Тоби.
– Нет! – Руби посмотрела на него с ужасом. – Надо пристроить его в приют. Или что-то в этом духе.
– О боже, – вздохнул Тоби. К списку его забот после смерти Гуса добавился еще один пункт. Утром Тоби целый час провисел на телефоне, пытаясь связаться с внучатой племянницей старика – судя по всему, она далеко не единственный раз переезжала с тех пор, как они с Гусом виделись в последний раз. Неожиданно для самого себя Тоби предложил организовать поминки после похорон Гуса и уже понял, что это плохая идея. К тому же нужно было найти нового жильца в комнату Гуса, в которой наверняка придется делать косметический ремонт – вряд ли кто-нибудь младше шестидесяти позарится на ту атмосферу великосветского пансионата времен 70-х годов, которую создал старик. А теперь ко всем хлопотам добавился еще и этот странный котяра, которого Гус прятал в своей комнате лет пятнадцать, не меньше.
Руби встала на ноги и побрела к комоду.
– Интересно, что он тут прячет? – сказала она, лениво выдвигая один из ящиков.
– Руби! – назидательным тоном произнес Тоби. – Нельзя ковыряться в его вещах.
– Почему нельзя? Он же все равно ничего не скажет. Бог мой! Вот это да – только посмотри!
Руби обернулась – в руке у нее был кусок ярко-оранжевой ткани в «турецкий огурец».
– Что это? – спросил Тоби.
– Брюки Гуса! – сияя, ответила Руби, – Таких ведь сейчас нигде не купишь!
Она подняла брюки и внимательно осмотрела на свету.
Тоби снова оглядел комнату. И его сердце екнуло.
– Я не могу поверить, что его больше нет.
– И я.
Руби вернула брюки на место и закрыла ящик…
– Девяносто семь, – вздохнул Тоби. – И все эти девяносто семь лет жизни ушли в могилу вместе с ним. Все эти переживания и эмоции. Люди, которых он любил, места, которые он видел, – все кануло в Лету.
Он щелкнул пальцами и склонил голову.
– Жаль, что мы так мало говорили. Мне нужно было слушать его рассказы и таким образом сохранить память о нем.
