— У меня есть план, — говорит Масловецки.
— Вот удивил!
— На сей раз кое-что стоящее, Бен. Про Вингроден узнают все. Весь мир.
— Отлично. У кого ты собираешься просить денег теперь? — спрашиваю я.
— Деньги не понадобятся, — отвечает Масловецки. Он сдвигает шляпу на затылок и хитро улыбается мне.
— Не понадобятся? — переспрашиваю я.
— Ну, надо совсем немного. Расходы по раскрутке проекта я беру на себя.
Я запрокидываю голову и опустошаю бутылку. Потом встаю. Не хочу оставлять Карла надолго одного.
— Даже не спросишь, что за проект? — говорит Масловецки и тоже встает.
— Слушай, твои проекты…
Я щурюсь на солнце, которое спускается все ближе к низким холмам на горизонте. Послеобеденная жара спадает, свет уже не такой яркий.
— Это как с моей Африкой. Пустая затея.
— Неправда! — кричит Масловецки. — Все получится!
Он легко ударяет меня в грудь.
— Получится, и у меня, и у тебя!
— Ладно. Сообщи мне, когда запустишь свой проект.
Я возвращаюсь в мастерскую. Карл сидит на диване и выискивает в журнале все синие и голубые места. Пакет чипсов рядом с ним уже пустой, бутылка лимонада — еще почти полная.
— Проект запущен, — говорит Масловецки и заходит вслед за мной в прохладу мастерской. — Прошлой ночью прошел первую стадию.
Я подхожу к Карлу.
— Все ок?
Карл смотрит на меня, улыбается и кивает.
— На вот, попей, — говорю я и протягиваю ему бутылку. Госпожа Вернике велела мне обязательно следить за тем, чтобы Карл пил достаточно жидкости. Старики легко ее теряют, это я усвоил хорошо, они высыхают изнутри. Особенно если до того слопают целую упаковку чипсов с паприкой.
— Спасибо, — говорит Карл и делает глоток, потом еще и еще один.
— А теперь еще столько же.
Карл послушно пьет, пока лимонада в бутылке не остается на самом донышке.
— Молодец, — хвалю я его, забираю у него бутылку и ставлю ее на стол.
— Вы сегодня придете в «Белую лошадь»? — спрашивает Масловецки. Он садится за письменный стол и что-то чиркает на листе бумаги.
— Пока не знаю.
— Если все получится, сегодня вечером проект перейдет во вторую стадию.
Масловецки ставит на лист печать и свою замысловатую подпись.
— Смотри не пропусти.
— Что еще за вторая стадия?
— Вечером все узнаешь.
Масловецки снова ухмыляется и теперь уж точно выглядит как бандит из тех детективов, которые мы с Карлом смотрели до того, как у него съехала крыша.
4
Белая лошадь из жести со временем стала грязно-серой. Она качается над тяжелой входной дверью посередине между двумя окнами первого этажа. Здание гостиницы «Белая лошадь» трехэтажное. Внизу пивная, этажом выше — четыре номера для гостей, наверху живет Масловецки. Гостиница — самая старая постройка в деревне, если не считать фабрику, которая развалилась еще до того, как я впервые приехал к деду на каникулы.
С левой стороны есть большая парковка. Раньше здесь стояли автобусы, привозившие туристов посмотреть на стеклодувную фабрику Вингродена. Справа была терраса со столиками для гостей, где они могли посидеть в хорошую погоду. Отсюда сверху хорошо просматривается вся улица внизу — магазин, заправка, мастерская и, немного дальше, дом Анны и Георгия. В ясные дни жилой фургон Йо-Йо блестит на солнце. Другой конец улицы ведет к выезду из деревни. В той стороне находятся руины фабрики и фермы Отто, Хорста и Вилли, но ни фабрику, ни фермы отсюда не видно. Дом Курта и его сарай еще можно разглядеть, очень далеко, там, где кончаются поля, которые в это время года превращаются в желтое море пшеницы.
Я ставлю тук-тук рядом с велосипедом Вилли и мопедами Хорста и Отто. «Вольво» Масловецки припаркован сзади у стены, рядом с боковым входом. Карл знает, что должен сидеть и ждать, пока я не заглушу мотор, чтобы уже потом подойти к нему. Только после этого Карл выбирается из кабины, медленно и осторожно, будто ступает в ледяную воду. Я снимаю с него шлем и веду к главному входу. Легкий ветерок качает жестяную лошадь над нашими головами. Карл останавливается и смотрит вверх. Он улыбается, а я спрашиваю себя, чему он так радуется: лошади, которая каждый раз приковывает его внимание, или встрече с посетителями пивной, музыке и большому стакану колы-лайт.
В помещении с барной стойкой, как обычно, собралось несколько человек. Уже пришли Отто, Вилли и Хорст со своим отцом Альфонсом. Масловецки, с сигарой в уголке рта, ополаскивает бокалы в баре. Мы обмениваемся со всеми ритуальными приветствиями, а потом садимся за наш любимый круглый стол. После пачки чипсов Карл не хотел есть, и я сварил нам на ужин только суп из пакетика. К супу были поданы еще хлеб и сыр, а на десерт — шоколадный пудинг. Сейчас Карл получит свою колу, а я — мое пиво. Масловецки принесет их сразу, потому что мы всегда пьем одно и то же.
У музыкального автомата на корточках сидит Вилли и возится с каким-то кабелем. Вилли и по вечерам ходит в рабочей одежде: грубые черные ботинки, серые брюки, голубая рубашка. Поношенный коричневый халат висит на спинке стула.
— Слушай, Вилли, брось ты это! — говорит ему Отто. — Он свое отслужил!
Вилли, кряхтя, отодвигает от стены автомат, проработавший уже пятьдесят лет, и скрывается за ним.
— Я его треньканье все равно уже больше слышать не могу! — добавляет Отто.
— Это не треньканье, — бурчит Вилли, — тут собраны лучшие образцы в истории музыки. Например, «Ной-Йорк, Ной-Йорк».
Большая часть песен в автомате — альбомы рок-групп шестидесятых и семидесятых. Пластинки Фрэнка Синатры и Гленна Миллера были куплены Масловецки только ради Вилли.
— Песня называется «Нью-Йорк»! — поправляет Хорст.
— Точно! — кричит Вилли. — Франк Синатра!
— Какой Франк?! Надо говорить «Фрэнк»!
Хорст — единственный из нас, кто закончил школу. В молодости он хотел изучать историю и политику в университете. А потом его мама умерла от рака, и он вернулся домой, чтобы помогать отцу. Они с Альфонсом хорошо ладят. Но я все же думаю, Хорст иногда жалеет о том, что не закончил университет, тогда бы он жил сейчас совсем другой жизнью, далеко отсюда.
Масловецки приносит колу для Карла и мое пиво.
— Пейте на здоровье.
В помещении Масловецки всегда снимает шляпу и солнечные очки. Если не обращать внимания на белый костюм, золотую цепочку и навороченные перстни, он выглядит даже почти нормально.
— А где Курт? — спрашиваю я. Курт владеет четвертым, последним из сохранившихся хозяйств в деревне. Обычно в это время он уже сидит на своем месте за столом рядом с приятелями.
