Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Потеряв связь с резидентом, Каймадо-Пак действовал на свой страх и риск. В неполные двадцать девять лет самостоятельно провел три вербовки агентов в Сталинграде и добыл ценную информацию о производстве танков. В Азове сумел исхитриться и скопировал чертежи нового пограничного катера. Семнадцать листов отчета, подшитых в дело, свидетельствовали о результативности его работы в тот период.
В 1934 году, по возвращению в Улан-Удэ, Каймадо-Пак восстановил связь с японской разведкой и передал резиденту Хая Си добытые материалы. Их содержание, а также три вербовки, проведенные среди инженеров местного паровозоремонтного завода, произвели на руководство разведки сильное впечатление. Вскоре Каймадо стал самым перспективным резидентом в Советском Союзе.
В течение следующих трех лет резидентура работала как швейцарские часы и добывала ценную информацию даже в тяжелейшем 1937 году.
Здесь Янагита болезненно поморщился при воспоминании о том времени. Тогда японская разведка в СССР потеряла большую часть своих резидентов и агентов: они попали под безжалостную «косу» репрессий.
Но Каймадо-Пак и на этот раз нашел выход: на свой страх и риск подставился на вербовку и вскоре стал для Управления НКВД по Приморскому краю ценным агентом — разработчиком вражеского элемента. В дальнейшем это открыло ему дорогу в советскую разведку, а японской разведке позволило приобрести уникальную возможность контролировать деятельность советской шпионской сети в Маньчжурии. Часть ее со временем оказалась в застенках, а другая регулярно подпитывала дезой командование Красной армии. О результатах последней работы Каймадо-Пака — выявленных 18 большевистских агентах в Харбине, Дацине, Цицикаре, Синьцзине — генерал Янагита лично доложил в Токио. Не задерживая внимание на своем рапорте, генерал перешел к очередному донесению резидента Каймадо.
В это время раздался звонок из приемной. Янагита отложил дело в сторону, но так и не услышал окончания доклада. Каймадо знал себе цену и без приглашения появился в дверях кабинета. За его спиной бледным пятном отсвечивало растерянное лицо дежурного. Генерал поморщился, раздраженно махнул рукой — дежурный растворился в полумраке приемной — и немигающим взглядом уставился на резидента.
Ниумура поднялся из кресла и с любопытством наблюдал за этой молчаливой перестрелкой генерала и капитана. Первым опустил глаза генерал и сделал шаг навстречу Каймадо. Они крепко пожали друг другу руки, а затем Янагита пригласил пройти в комнату, расположенную за кабинетом. Пока они рассаживались за столом, Ниумура погасил верхний свет и включил торшер.
В его свете жесткие черты Каймадо смягчились. В них, как показалось Ниумуре, проглядывала усталость. С последней встречи — а это было год назад, когда русская военная разведка перебросила его в Маньчжурию, чтобы разобраться в причинах провала своей агентурной сети в Харбине и восстановить связь с теми, кто уцелел после разгрома, — он заметно постарел. В уголках рта залегли глубокие складки, густая седина покрыла виски, а и без того жилистое, узловатое тело еще больше высохло и напоминало корень прошлогоднего женьшеня. Прежними в нем остались только глаза: как и раньше, они цепко смотрели на собеседника.
Янагита широким жестом показал на стол. Ниумура разлил по бокалам дорогой французский коньяк и вопросительно посмотрел на генерала. Тот выдержал долгую паузу и затем произнес тост:
За капитана японской разведки Каймадо и его усердную работу!..
…С того памятного для Каймадо дня минуло полтора года. За это время в чудовищной топке войны сгорели миллионы человеческих жизней. Лучшие сыны Японии сложили свои головы в Индокитае и на островах Тихого океана. Войне с янки не было видно конца. Не лучше обстояли дела и здесь, в Маньчжурии. Квантунская армия со своих позиций не сдвинулась ни на шаг. Все усилия его и резидентуры оказались напрасны. Трусливые политики в Токио не поверили его информации о переброске в октябре 1941 года под Москву 18 дивизий с Дальнего Востока.
И сейчас, сидя в вагоне поезда, мчавшегося в Харбин, Каймадо при одном только воспоминании об этом скрипел зубами от ярости. В душе была леденящая пустота. Ее холод не смогла растопить даже короткая встреча с родными в Корее, которую организовал Янагита, перед тем как снова направить его в СССР. Он с трудом узнал сестру и брата. Они пришли к нему из другого, давно уже забытого им мира.
Город встретил Каймадо трескучими морозами. Японскому самураю так и не удалось выпить воды из Байкала, зато русский Дед Мороз вел себя в Маньчжурии по-хозяйски. На вокзале в Харбине его встретил капитан Кокисан. На этот раз они поехали не в японскую военную миссию, а на конспиративную квартиру. Там под охраной немногословной прислуги специалисты японской разведки принялись шлифовать с Каймадо последние детали легенды его возвращения в СССР, способы связи с разведцентром и задание. Наряду со сбором разведывательной информации о частях Красной армии ему поручалось «установить глубоко законспирированных агентов: Хен Ги Сера, Ма Вен Зия и Ома, взять их на личную связь и включить в работу резидентуры».
На второй день подготовка была свернута. События на Восточном фронте, под Сталинградом, где в «русском котле» переваривались остатки 6-й армии генерал-фельдмаршала Паулюса, развивались столь стремительно, что генерал Янагита вынужден был поторопить Кокисана с отправкой Каймадо в СССР. Японская разведка позарез нуждалась в свежих данных о частях Красной армии, дислоцировавшихся на Дальнем Востоке.
14 февраля 1943 года Каймадо выехал из Харбина в сопровождении майора Дейсана и капитана Кокисана. На следующий день они были на станции Ери, от нее до советской границы рукой подать. Здесь им пришлось провести пять дней, чтобы вжиться в обстановку и изучить пограничный режим.
Наступило 20 февраля. Дождавшись, когда сгустились сумерки, Каймадо спустился на лед Амура и, воспользовавшись темнотой, благополучно перебрался на советский берег. Но далеко уйти ему не удалось — пограничный наряд задержал нарушителя в нескольких километрах от реки.
На допросе у начальника заставы Каймадо-Пак вел себя уверенно. Легенда прикрытия, отработанная в Харбине, не должна была вызвать сомнений у капитана-пограничника. Но опытный служака, повидавший всякого на своем веку, со знанием дела тянул жилы из нарушителя. Ситуация осложнилась. Каймадо-Пак начал плыть на деталях и, чтобы окончательно не запутаться, выложил свой главный козырь. Он потребовал связать его с начальником разведотдела Забайкальского фронта.
Это произвело впечатление на начальника заставы, но, прежде чем звонить разведчикам, он решил подстраховаться и доложил дежурному особого отдела фронта о задержании нарушителя. Тот распорядился доставить его в отдел. У особистов имелись веские причины задержать передачу Пака в разведотдел фронта. По данным зафронтового агента, внедренного советскими контрразведчиками в японскую военную миссию в Харбине, она располагала «крупным шпионом, действующим в советской разведывательной сети».
В тот же день Пака доставили в особый отдел фронта. На допросе у старшего следователя старшего лейтенанта В. Скворцова он подтвердил то, что рассказал начальнику погранзаставы и, ссылаясь на наличие важной информации, потребовал немедленной встречи с начальником разведотдела. Скворцов не спешил с ее организацией и направил к военным разведчикам запрос. Ответ пришел быстро. Разведчики подтвердили факт принадлежности Пака к своей нелегальной зафронтовой сети в Маньчжурии и, чтобы окончательно рассеять подозрения у особистов, сообщили, что он «направлялся в город Цицикар с важным заданием — занять прочную легализацию, добыть информацию о японских частях и восстановить связь с закордонным агентом Ваном.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
