Сара вдруг оборвала свою речь, почти проглотив последние слова. О, как бессмысленно было, как идиотски глупо говорить это здесь, обращаясь к неподвижной фигуре на кровати, дышавшей едва заметно!
Она еще ниже нагнулась к своему мужу.
– Коти! – прошептала она с жаром.
Снаружи проехал экипаж, захлопнулась дверь, но в комнате не раздалось ни малейшего звука.
Она заглянула в глубоко лежащие темно-синие глаза, смотревшие на нее без всякого выражения. Затем, вздохнув, она взяла вечернюю газету и, отыскав страницу скачек, начала громко и медленно читать известия, которые так любил некогда слушать ее муж.
Окончив чтение, она стала ходить по комнате и говорить о разных пустяках, причем иногда над чем-нибудь смеялась, продолжая разговаривать так, как будто ее муж понимал ее.
Комната была прекрасная, та самая, которую Коти некогда предназначал для любимой женщины.
Стены этой комнаты были покрыты рисунками цветов, белых, коралловых, бледно-розовых и серебряных, выделяющихся на чудесном серовато-зеленом фоне. В каждом углу стояло цветущее дерево, и Сара заботилась о том, чтобы оно постоянно возобновлялось. А прямо перед кроватью Коти висел портрет Клер Форуа кисти Лэшло. Пол был покрыт коврами нежного цвета. В камине горел яркий огонь, и над ним доска из отполированного итальянского розового мрамора возвышалась почти до потолка. Вблизи кровати, возле кресла, находилась будка Вильяма, специально заказанная для него и выкрашенная в зеленый цвет. Над нею было написано имя Вильяма и вделана в рамку единственная медаль, полученная им на выставке. Коти только один раз выставлял его, так как вскоре после этого началась его болезнь.
В одном углу комнаты было поставлено маленькое пианино. Сара села перед ним на табуретку и, обернувшись назад, проговорила:
– Я хочу сыграть что-нибудь.
И она начала играть любимые пьесы Коти. Он не любил классической музыки и говорил, что может вполне удовлетвориться «Богемой», «Кармен» и другими подобными же вещами. Но больше всего он любил знакомые ему вальсы, старинные английские охотничьи песни (он воспитывался в Ругби) и новые песенки открытых сцен.
Она сыграла все его любимые вещи и, взглянув на Коти, убедилась, что он не пошевелился. Она встала и подошла к кровати, чтобы проститься с ним. Она снова поцеловала его, подержала его тяжелые, чуть теплые руки в своих руках и прошептала:
– Доброй ночи, дорогой мой!..
Накинув красный плащ и повертевшись перед зеркалом, она медленно подошла к двери. Глаза Вильяма следили за ней, но только его глаза!..
Она вышла…
Глава 2
Ты посмотри, вокруг цветы
Все расцветают вновь.
Лети скорей в страну мечты,
Где царствует любовь.
Альфред Нойс
Сегодня в театре давали «Князя Игоря». Сара никогда не любила эту оперу: красивая музыка, выражавшая столько разных и противоположных чувств, совсем даже не действовала на нее. Контрасты в самой жизни казались такими ужасными, загадки, выдвинутые одними только фактами существования, так неразрешимы, что повторный крик тенора: «Зачем?», с которым он обращается к судьбе за поддержкой, прозвучал в ушах Сары, несмотря на прекрасный голос певшего эту арию и чудесную музыку, как простой скрип колес какой-нибудь огромной машины.
Ее собственное унылое настроение, приговор Лукана, отсутствие всякой надежды, терпеливая преданность, светившаяся в глазах Франсуа, и биение пульса весны, которое она ощущала в своих жилах, – все это заставило ее, несмотря на всю ее томительную тоску, увидеть фиктивную ценность того, что ее окружало, и внушило ей болезненные мысли.
Ее нервы были чересчур натянуты, она нравственно устала, и ей казалось, когда она откинулась в своем кресле и еще больше скрылась за занавеской ложи, что было чудовищно со стороны этих людей, что они могли сидеть здесь и наслаждаться, в то время как Коти и все имеющие соприкосновение с ним осуждены на скрытое мученичество.
Рядом с нею в ложе Габриэль, почти незаметно, но совершенно явственно для Сары, старалась прислониться к своему мужу. И Сара знала, что скоро их глаза встретятся, и они обменяются весенним взглядом, представляющим вечную дань любовников друг другу. Она начала внимательно рассматривать Адриена и удивлялась – как это частенько делаем и все мы в отношении своих друзей, – что могла найти в нем Габриэль, чтобы так полюбить его?
Он был приятным человеком, приятным для взгляда, для разговора и, вероятно, для жизни с ним. Но выйти замуж за него и обожать его только за одну эту приятность?..
Акт кончился. Зал осветился. Адриен тотчас же поправил мантилью на своей жене, повернул кругом ее стул и сел между нею и Сарой.
– А как вы нашли моего друга Гиза? – спросил он. – Мы (он улыбнулся своей жене) могли бы многое порассказать вам о том, что он думает о вас, но он просил позволения прийти к нам в ложу, и поэтому мы предоставим ему самому говорить за себя. Он славный парень, не правда ли? Видели бы вы этого отважного льва, когда он выступает в суде.
– Мне он нравится, – сказала Сара, в первый раз вспомнив о нем, после того как он от нее ушел. – И я думаю, что он умен.
– Он в некотором роде кузен Адриена, – вмешалась юная маркиза. – Их двое: его старик-отец и Жюльен. Они оба одинаково бедны и горды. Они даже не хотели признавать нас, потому что мы богаты, и только в этом году Жюльен приехал в Клев. Раньше он не хотел там появляться, потому что у него не было подходящего костюма, как он говорил мне.
– Ну, скоро он будет в состоянии закупить себе целое приданое, – весело заговорил Адриен. – Он получает такие гонорары, скажу вам!..
– По правде сказать, мне он не показался человеком, который бы вел борьбу за существование, – сказала Сара. – Он довольно пассивен, как раз такой тип человека, которому если не вполне все надоело, то, во всяком случае, он уже ко всему привык и относится равнодушно. Впрочем, я вспоминаю теперь, он все же как будто недоволен своим существованием.
Дверь открылась, и вошел Жюльен Гиз.
Сара подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Маркиз де Клев добродушно засмеялся и вышел вместе с женой из ложи, чтобы повидать своих знакомых во время антракта.
Сара и Жюльен остались одни.
– Я счастлив, что так скоро мог снова увидеть вас, – сказал он, понизив голос.
– Меня очень нетрудно увидеть, мосье Гиз, уверяю вас, – машинально ответила Сара.
– Значит, я неверно прочел тайну ваших глаз?
Не существует такой женщины, которая могла бы противостоять лести, заключающейся в первом проявлении интереса к ней человека, который ею восхищается. Чувство тоски, овладевшее Сарой, несколько смягчилось, когда она заговорила с ним.
– Ну, так вы должны теперь докончить то, что начали говорить мне, – сказала она.
