И секретарь, и полковник понимали, что имелось в виду. Вместе они по три раза перепроверили последний список. Четвёртый реестр. В который в результате было внесено всего тридцать девять человек. Вернее, двадцать шесть человек, семь полуросликов, пять гномов и один высокий эльф.
— Вот, — снова покрывшись потом, отчего-то на вытянутых руках, не подходя ближе, Макрил протянул генералу Папки и тут же, как только отдал их, отступил назад, вытягивая из кармана смятый влажный платок.
— Ваша честь. — Джереми Сайен слегка поклонился, передавая свои две, и, оставаясь подтянутым, бесстрастно твёрдым, заметно побледнел. На светлой коже его, вокруг чернеющих двумя провалами глаз были хорошо заметны тёмные круги напряжения и усталости.
Генерал Бринак принял все четыре папки. Первую, разбухшую, толщиной в три ладони, уже треснувшую и рвущуюся в нескольких местах. Вторую, несущую вдвое меньше покрытых мелким, плотным почерком страниц. Третью, меньшую ещё наполовину. И четвёртую, в которой помещалось лишь сорок листков.
Посмотрел на отступивших к порогу полковника и чиновника-бюрократа, на трое суток вырванных из жизни приказом высшего руководства и направлявших работу внеочередного внутреннего Комитета без перерывов, без остановок, без сна. На двоих, которые за три дня узнали о внутренностях Империи больше, чем за весь предыдущий служебный срок. Которым, суммировав данные, лившиеся в руки щедрой рекой, лично пришлось решать, кого именно поставить в последний, четвёртый реестр.
Он посмотрел спокойно и внимательно, неторопливо оценил.
Макрил оказался, пожалуй, даже более подходящим для этой работы, чем они ожидали. Сайен оступился в самом начале, когда осознал всю суть возложенной на него задачи; оба они дрогнули, ощутив масштаб, общий уровень, высоту. Оба пережили ночь сомнений и бессильного, бесполезного шатания из стороны в сторону, оба прошли сквозь моменты и даже часы, когда готовы были сломаться, выдать или хотя бы скрыться, уйти прочь, в тень, в бега.
Но сложная, филигранная работа была закончена, выполнена в срок. Значит, спикер не ошибся в своём выборе. Значит, ни тот ни другой не захотели оказаться в реестре номер три. Значит, чувствовали и понимали власть, неуклонно концентрирующуюся в руках Совета... Значит, несмотря на все сомнения, она действительно была.
— Вы свободны, — ещё раз осмотрев их, Бринак бесстрастно кивнул. — От имени Высшего Совета Империи выражаю вам благодарность; позже, когда все утрясётся, за проделанную работу вы будете повышены и представлены к награде. С этого момента будете работать в паре. Сейчас отдыхайте, у вас есть два дня. Помните — скоро Императорский Приём. Вы понадобитесь в понедельник, двадцатого. Вечером, после того как Диктатор подпишет Отречение, будет собран координационный совет по исполнению намеченного, и каждая из пар получит свои указания и задачи. У вас будет возможность набрать собственную группу; пока подумайте над надёжными, исполнительными, неглупыми людьми. На каждого должна быть представлена характеристика, выдержка из личного дела и отчёт... Сейчас это все. Отдыхайте.
Оба согнулись в кратких поклонах — резком и быстром у Сайена, грузном и неровном у Макрила — и, не ответив ни слова, быстро покинули сумрачно-зелёный кабинет, спотыкаясь о высокий порог. Им ещё предстояло обдумать услышанное. Заново осознать, в какой круговорот внесло их бурлящее течение вздыбившейся реки... Более того, им предстояло лечь спать.
Генерал отодвинул раскрытую книгу, смел бумаги, освобождая пространство, сел в кресло и, разложив папки по порядку, открыл первую из них, особо не помеченную никак. Вынул скреплённые листки общего списка, в котором замерли на бумаге расставленные в алфавитном порядке восемьсот семьдесят пять человек. Бегло просмотрев первые страницы, удовлетворённо кивнул.
Список во многом походил на такой же, предоставленный первой группой, столь же тайно работавшей последние дни на Высший Совет. Едва ли не полное сходство некоторых страниц проистекало из чётко обрисованных Советом качеств, необходимых для того, чтобы сюда попасть. Здесь были все те, чьи сила, богатство, влияние, опыт, связи и авторитет в пределах Империи значили что-то. Знакомые генералу фамилии мелькали примерно через десять — пятнадцать строк. То, что эти самодельные анналы новейшей истории были столь сходны друг с другом, лишний раз говорило о тщании и качестве проделанной обеими группами работы.
Вторая папка маркировалась нарисованным глазом, и за аккуратно уложенными в ней четырьмя с лишним сотнями людей по рекомендациям этого Комитета следовало как можно скорее установить неотрывное наблюдение. Слишком многие ещё колебались или вели двойную-тройную игру. От исхода их колебаний зависело слишком многое. Генерал понимал: чем точнее и быстрее Совету станет известно о действиях каждого, тем лучше.
Третий реестр, почти половина из списка которого были знакомы генералу лично, чиновник маркировал символом руки. Здесь были собраны люди, выбор которых уже сделан. Те, к кому следует применить чёткие, недвусмысленные и быстрые действия, — иначе потенциал каждого из них, и без того опасный, может стремительно возрасти в ближайшие несколько дней, превратившись в объединённый.
Генерал немного помедлил перед тем, как открывать четвёртую папку. Помеченную аккуратным чёрным кинжалом, который вырисовала на сером картоне маленькая уверенная кисть.
Затем глубоко вздохнул и кратким движением распустил синие тесёмки. Вынул список, уместившийся на одном листе. Прочёл его.
Странная, растерянно-кривая полуулыбка-полугримаса исказила его широкое, скуластое и бледное от усталости лицо: что-то из того, что он увидел, хранило отпечаток неотвратимого, насмешливого вмешательства судьбы.
Первая группа, закончившая работу на восемь часов раньше этой, была в своих суждениях более рациональна и жестока: к наблюдению представлялись лишь двести сорок восемь человек, но в четвёртый реестр они внесли пятьдесят два. И был в нем человек, не внесённый Сайеном и Макрилом: генерал Амато. Преданный воспитанник Гиллара, — хотя и не один из тех, кто пришёл вслед за ним из глубинки, из покосившихся тихих деревень, превращаясь в военных и штатных, поднявшихся из простонародья немыслимо высоко, — но один из тех, кто до сих пор стоял в тени Военного Диктатора, всегда играя вместе с ним, во всем поддерживая его.
Генерал Бринак точно знал почему. Он сам в своё время обожал Старика.
«Прямая атака на Дарса Амато может привести к недовольству гарнизонов, северных в особенности; в каждой из частей он известен, как поборник чести и достоинства, репутация его незапятнанна и чиста, — писали Сайен и Макрил, — и всякие нападки на него, включая устранение тем или иным способом, с большой вероятностью приведут к ожесточению отношения к Совету широких слоёв военных и штатских; этим активно и выгодно могут воспользоваться оппоненты. Рекомендуется включить генерала Амато в список людей, которых следует перевербовать (вероятно, с помощью шантажа с угрозой бесчестья) и за которыми необходимо постоянное наблюдение».
— Хм, — сказал генерал в пустоту, и тон его был странен.
