Лишь российская власть – и прежняя, монархическая, самодержавная, и новая, республиканская, демократическая, – не желали принять очевидное. Необходимое.
Впрочем, новая власть начала создавать художественно-исторические комиссии для приемки движимого имущества упраздненных дворцовых управлений – Петроградского, Царскосельского, Петергофского и Гатчинского. Наиболее активной и вместе с тем показательной оказалась деятельность Петроградской комиссии, которую возглавил искусствовед В. А. Верещагин, один из издателей журнала «Старые годы».
Она сразу же обнаружила, что в Зимнем неоднократно побывали грабители, укравшие множество весьма ценных вещей. Однако начинать следствие городская милиция отказалась: слишком уж хлопотно было проверять несколько тысяч человек, прошедших через бывшую императорскую резиденцию. Ведь там помимо госпиталя для нижних чинов располагались еще и Совет министров, ряд общественных организаций. Более того, сам министр-председатель А. Ф. Керенский занял покои Александра III и пользовался историческими предметами, не возбранял того же и своему адъютанту.
Обнаружила Петроградская комиссия и иное. Слухи о якобы баснословных художественных сокровищах дворца оказались мифом. Из двух с половиной тысяч предметов, осмотренных Верещагиным и его коллегами-специалистами, лишь двести были признаны достойными занять место в музеях, все же остальное являлось заурядными образцами прикладного искусства, изготовленными в последнее десятилетие, демонстрирующее вопиюще дурной вкус своих прежних владельцев.
Но даже эту скромную деятельность в сентябре пришлось прервать. После сдачи немцам Риги Временное правительство во главе с Керенским считало вполне возможной сдачу и столицы. И поэтому всем четырем художественно-историческим комиссиям поручили упаковать экспонаты Эрмитажа для отправки их в Москву.
…После установления советской власти могло сложиться впечатление, что памятники искусства и старины отныне больше никому не нужны, обречены на гибель, забвение. Ведь претендовавшие на роль выразителей большевистских взглядов поэты громогласно проповедовали откровенно нигилистическое, варварское отношение ко всей мировой культуре.
Так, в начале 1918 года сборники и журналы Пролеткульта десятками тысяч экземпляром тиражировали стихи рабочего поэта Владимира Кириллова:
Мы во власти мятежного, страстного хмеля;
Пусть кричат нам: «Вы палачи красоты».
Во имя нашего Завтра сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.
В газете «Искусство коммуны» – органе отдела изобразительных искусств Комиссариата просвещения Северной области – ему вторил Владимир Маяковский:
Белогвардейца
Найдете – и к стенке.
А Рафаэля забыли?
Забыли Растрелли вы?
Время
Пулям
По стенам музеев тенькать.
Стодюймовками глоток старье расстреливай!
К счастью, все это оказалось лишь эпатажем, сознательным преувеличением для усиления впечатления. Ни Кириллов, ни Маяковский, ни их соратники по Пролеткульту, по футуризму и не собирались уничтожать творение Растрелли – Эрмитаж, сжигать картины старых мастеров, разорять музеи.
Действительность оказалась иной.
Уже 7 ноября (25 октября) 1917 года Петроградский военно-революционный комитет (ПВРК) счел крайне необходимым назначить комиссаров по защите музеев и художественных коллекций, возложив эти обязанности на Бернгарда Давидовича Мандельбаума и Григория Степановича Ятманова. Прежде всего те поспешили обеспечить охрану Русского музея, оказавшегося в зоне возможных боевых действий, а на следующий день, уже вместе с художником А. Н. Бенуа, взяли под свой контроль Зимний дворец, добились вывода из него всех солдат и матросов, помогли Петроградской художественно-исторической комиссии 9 ноября возобновить нормальную работу.
Верещагину и его двоим помощникам пришлось заново оценивать состояние бывшей императорской резиденции и удостовериться в том, что этот уникальный памятник почти не пострадал. Правда, при проверке имущества по описям обнаружились новые утраты: коллекция оружия и монет Александра III, из золотого кубка, подаренного Петру I в Саардаме, вырвали его миниатюрный портрет…
Но могло быть и хуже. Ведь, как справедливо отмечал журнал «Аполлон» в редакционном комментарии, «еще до 25 октября ясно обозначилась неизбежность вооруженных столкновений. Не безумно ли было другой стороне, стоявшей в то время у власти, превратить в крепость драгоценные русские музеи?»[17]
Но как бы то ни было, будущее петроградских музеев и дворцов требовало принятия самых решительных мер. И они последовали незамедлительно. 12 ноября нарком просвещения Луначарский подписал распоряжение, которым Зимний дворец объявлялся государственным музеем, а дальнейшая забота о нем возлагалась на Петроградскую художественно-историческую комиссию и Б. Д. Мандельбаума, назначенного правительственным комиссаром по охране художественных сокровищ дворца.
Неделей позже, 18 ноября, ПВРК уполномочил комиссию Верещагина начать официальный розыск похищенных вещей. Луначарский со своей стороны не только вторично юридически подтвердил существование всех четырех художественно-исторических комиссий, но и поручил им «работу по проверке описей, приемке дворцового и составлению художественно-исторического каталога всех выдающихся и заслуживающих внимания в художественном и историческо-бытовом значении предметов, находящихся в Зимнем дворце и других государственных дворцах Петроградского района, при участии правительственных комиссаров Ятманова, Мандельбаума и Игнатьева»[18].
Между тем Верещагин с помощью выделенных ПВРК специальных нарядов частей гарнизона проводил массовые обыски в антикварных магазинах, ломбардах, лавках старьевщиков, на рынках. Вскоре многое украденное из Зимнего удалось найти. По свидетельству американского журналиста Джона Рида, кое-что было обнаружено в багаже иностранцев, уезжавших из России.
Завершились розыски похищенного только в конце января 1918 года, после ликвидации силами уже ВЧК шайки самозванных «князя и княгини Эболи», которые специализировались на кражах в Зимнем дворце.
Но еще раньше, 30 ноября, отлично понимая ответственность за свои действия, все четыре художественно-исторические комиссии приняли решение объединиться (правда, неофициально) и образовать так называемую Соединенную комиссию под руководством все того же В. А. Верещагина. Она-то и приступила к спасению брошенных на произвол судьбы владельцами художественных коллекций дворцов Шереметевых, Строгановых и других.
10 февраля 1918 года Соединенная комиссия официально объявила о своей опеке над дворцом Шереметева на Фонтанке и направила в него своего комиссара Н. Г. Пиотровского.
Шереметевский дворец являлся не только памятником архитектуры XVIII века, но и хорошо сохранившимся бытовым памятником. Он отражал жизнь одного из самых богатых в России помещичьих родов во второй половине XVIII – первой половине XIX века, хранил память о живших в нем представителях отечественного искусства и науки И. и Н. Аргуновых, О. Кипренском, П. Вяземском. Здесь находился обширный архив рода Шереметевых, редчайшая коллекция русского оружия XVI – XVIII веков. Залы дворца украшали работы кисти Ф. Рокотова, Д. Левицкого, И. и Н. Аргуновых, Пуссена, Рубенса, многих иных известнейших живописцев.
