– А! – Ее глаза засияли. – Ну да, конечно! Я запрыгала на сиденье от восторга, как маленькая девочка.
– Нет?..
– Нет. Не рекламировать. Лучше. Я договорилась об интервью на первой полосе, которое возьмет у тебя ведущий журналист Нью-Йорка, сам Кэтчер Блок!
Мое сердце чуть не остановилось. Известие застало меня врасплох.
– Кэтчер Блок?! – выдавила я из себя. – Донжуан, мачо и светский лев?
Викки победоносно усмехнулась, и я возблагодарила звезды, что они свели меня с таким замечательным редактором. Вот это женщина!
Она ведь даже и не подозревала, что значила для меня эта новость.
Я набросилась на нее и стала душить в объятиях.
– О, Викки! Ты самая лучшая подруга для девушки из Мэна, написавшей книгу и приехавшей покорять Нью-Йорк!
– Ты даже не в курсе и половины того, что я хочу тебе сообщить, – сказала Викки. – Говорят, Кэтчер Блок настоящий гений журналистики. И к тому же он не женат.
Я нахмурилась.
– Хотя для нас, конечно же, это не имеет никакого значения. – Она выпрямилась и ударила изо всех сил кулаком по коленке. – К черту любовь!
Если бы только Викки знала, о чем я подумала в этот момент.
Я мечтательно откинулась на спинку сиденья и глубоко вздохнула.
Кэтчер
– Нет, нет и еще раз нет!
Мы с Питером сидели на заднем сиденье такси, за окном мелькали бесчисленные здания, а мы мчались по Третьей авеню со скоростью вагончика на американских горках. Питер нагло воспользовался замкнутым пространством, чтобы склонить меня к очередной авантюре. Целью всей его жизни в этот момент было добиться от меня согласия взять интервью для первой полосы у некой Барбары Новак. Я же изо всех сил пытался сохранить свое достоинство и избежать посягательств на славу профессионального журналиста, донжуана, мачо и светского льва.
– Кэтч, ну пожалуйста, – умолял меня он. Вид у него был весьма жалкий, потому что он опять где-то посеял очки. – Я же пообещал! Всего одно интервью. Первый раз в жизни женщина сама звонит мне. Просто звонит, я уж не говорю о приглашении на чашечку кофе. Кажется, я понравился этой Викки, и думаю, она мне тоже понравится. Да нет, я совершенно уверен, что она мне понравится, если я понравлюсь ей. А я ей понравлюсь, потому как убедил ее в том, что, являясь владельцем престижного журнала, имею некоторое влияние на своих служащих!
– Что же, – заметил я, – так используй свое влияние на других служащих, потому что я не буду этого делать!
– Нет! О других кандидатурах не может быть и речи, – мрачно заявил Питер. – Самое лучшее, что я могу предложить женщине, – это то же, что ты можешь предложить женщине, то есть тебя самого!
Нельзя сказать, что я совсем не сочувствовал ему.
– Тут я связан по рукам и ногам, Мак. – У меня уже есть владелец – я.
Однако это его не смутило. Роды, проведенные в достатке и комфорте, развили в Питере двойственную натуру: с одной стороны, он представлялся милой овечкой, с другой – строгим пастухом. То, что он использовал свое положение для свидания с женщиной, не было для меня шокирующей новостью.
– Ну же! – продолжал канючить Питер. – Будет весело! Тебе же нравится веселье! – придумывал он новые аргументы.
Таксист резко повернул направо, заставив нас подпрыгнуть на сиденье.
– Весело? Брать интервью у этой злобной фурии, старой девы и мужененавистницы – это ты считаешь весельем?
Питер нахмурился.
– Откуда ты знаешь, что она именно такая?
Что, были другие варианты?
– А кто же еще мог написать книгу под названием «К черту любовь»? – спросил его я. – Не нужно быть нацистом-гением по производству космических ракет, чтобы догадаться.
Прежде чем он успел что-то ответить, машина резко затормозила напротив отеля «Красное дерево». Я тотчас пулей вылетел наружу, предоставив Питеру расплачиваться за такси.
Барбара
– Потрясающе, Барбара… просто потрясающе… – Викки рассыпалась в комплиментах.
Щелк!
Я не могла поверить в реальность происходящего. Ущипните меня, не сплю ли я! Мне хотелось визжать от восторга.
Викки привезла меня в шикарную студию ведущего нью-йоркского фотографа, и теперь этот симпатичный парень лет тридцати с небольшим по имени Анастазио Фабрицио снимал меня во всех позах – словно я была по меньшей мере Элизабет Тейлор или Дорис Дей,[7]а не обыкновенной провинциальной американской девушкой! Девушкой, которой требовался сироп от расстройства желудка, чтобы пережить школьную съемку для выпускного фотоальбома.
– Представь, будто тебя кто-то окликнул, а ты в ответ обернулась, – сказала Викки.
Меня не нужно было просить дважды. Я встала спиной к Анастазио, затем повернула голову и игриво взглянула на него, словно он был заманчивой добычей, а я собиралась ею поживиться. Совсем как женщина из двенадцатой главы моей книги.
– Ну как?
– Потрясающе, Барбара. – Анастазио без устали щелкал фотоаппаратом. – Просто потрясающе.
У меня создалось впечатление, что он восхищался не только покроем и расцветкой ладно сидящего на мне розового шерстяного костюма с вышивкой на груди.
Щелк!
Что же, дорогой читатель, должна признаться, что фотосессия у Анастазио Фабрицио чуть было не подорвала основы моих моральных устоев.
«Ущипните меня, – подумала я, – но только, пожалуйста, не будите!»
Никогда бы не подумала, что писательский труд может быть таким приятным.
