Когда Дейв, наконец, бросил меня (предлога я теперь и не помню), я чувствовала себя раздавленной, разбитой, опустошенной. То, что буквально на следующий день он нашел себе другую девушку, моих страданий не уменьшило. В конце концов, я извлекла из всего этого горький урок: с красивыми парнями лучше не связываться. Внешности нельзя уделять слишком много внимания, и только наивные женщины думают, будто романтичные ухаживания и классный секс имеют что-то общее со стабильными отношениями. На самом деле, решила я, все как раз наоборот: после огня всегда остается только пепел. Физическое влечение к партнеру, конечно, необходимо, но от страсти ничего хорошего не жди. Лучше, когда отношения строятся на общих интересах; ну, например, вам обоим нравятся криминальные сериалы.
Теперь, возможно, вы понимаете, почему я так долго пробыла с Брэдли. К тому времени, как мы провели с ним два года, я почти убедила себя, что Мистер То-Что-Надо – несбыточная фантазия, и следует удовлетвориться Мистером В-Общем-Ничего, хоть он на редкость скуповат и секс с ним мне не в радость. Не желая видеть множества доказательств обратного, я как-то умудрилась внушить себе, что мы с Брэдли замечательно подходим друг другу. Ну вот, например: мы оба журналисты, оба любим кататься на велосипеде и часто ходим в спортзал. Разве не чудо! Что за невероятное совпадение! Какой подарок судьбы! Пошевелив своими куриными мозгами, я решила, что мне никогда не найти человека, который подходил бы мне лучше. То, что мы с Брэдли в общем и целом были вполне равнодушны друг к другу, казалось незначительной мелочью.
Хотя Брэдли всегда отличала крайняя вялость – за те тридцать два месяца, что мы пробыли вместе, он так и не удосужился помыть свою машину и купить мне подушку – он все же начал подыскивать предлог, чтобы бросить меня. Ему было тридцать три, и у него хватило мозгов понять, что ничего хорошего у нас с ним не выйдет. Мне было двадцать шесть, и меня охватила грусть. Пожалуй, минут на десять.
А потом меня вдруг осенило: да ведь я свободна! Впервые я осознала, что слишком молода и нечего цепляться за связь, в которой не было ни капли страсти, и бес перспективную работу. Мне был дарован еще один нише, и я не собиралась упускать его. Решив, что небольшая передышка не повредит моей карьере и что новую жизнь надо начинать одним махом, я взяла расчет, разорвала договор об аренде квартиры и записались в семинедельный велопробег по всей стране, от Лос-Анджелеса до Орландо. Хватите меня птиц. Я хочу посмотреть штаты.
Здесь-то и начинается наша история.
4Хороший полицейский/ Плохой полицейский
На третий день путешествия я заметила в нашей группе, состоящей из семидесяти человек, мускулистого мужчину с коротко подстриженной серебристой шевелюрой; у него была прелестная манера пользоваться солнцезащитным кремом – он беспечно размазывал его по всему лицу, а не втирал с величайшей тщательностью, как это делал Брэдли. Я выяснила, что зовут его Алек и что он – полицейский из Беркли. Алек немного походил на Брюса Уиллиса, каким он был в «Крепком орешке», и я не могла отвести от него глаз. По правде говоря, у меня даже шея заболела – так я старалась не выпустить его из виду.
Алек как будто тоже заметил меня – по крайней мере загадочным образом его велосипед оказывался рядом с моим всякий раз, когда мы поутру снимались с места. Вскоре мы стали ездить вместе.
Несмотря на возраст – сорок четыре года, – как мне казалось, непозволительно много для интересного мужчины, была в нем какая-то странная ребячливость, и это заставляло забыть о том, что он окончил среднюю школу в тот год, когда я появилась на свет. Мы катили вдоль люцернового поля, и Алек попросил фермера подвезти нас на тракторе. В другой раз он хотел напроситься к водителю-дальнобойщику, если бы только мы могли продолжать путешествие в кабине его восемнадцатиколесного монстра. В Нью-Мексико нам рассказали о восьмидесятивосьмилетней старушке, которая жила одна-одинешенька на ранчо, где не было электричества, и сама кастрировала своих быков. «Надо бы повидать такую крепкую бабульку», – заявил Алек, и мы с каким-то местным водителем отправились на ранчо. (Мы поехали бы сами на велосипеде, но нам сказали, что без предупреждения появляться там небезопасно. «Миссис Тейлор метко стреляет», – предостерег наш провожатый.)
У Алека было много положительных качеств, но особенно нравилось мне одно: он всегда пребывал в прекрасном расположении духа и при этом не доставал меня своим неуемным оптимизмом. Не то чтобы мне больше нравились меланхолики, но, скажем честно, напускное веселье терпимо лишь до определенного предела, и рано или поздно задаешься вопросом: какой идиот не запер дверь и впустил сюда всю эту ораву неисправимых весельчаков, напоминающих восьмерку счастливых персонажей из сериала «Семейка Брейди»? Алек никогда ни на что не жаловался – ни на работу, ни на москитов, пировавших за наш счет, несмотря на тренировочные костюмы из лайкры, ни даже на свою мать. «Мать у меня – что надо», – говорил он. Привыкнув к тому, что моя семья выражает отношение к жизни в основном формулами типа «Ну и движение сегодня – ужас!» или «Грудинку следовало тушить еще по крайней мере часа два», я находила бодрое спокойствие Алека живительно новым, хоть и немного непонятным.
Непонятным было и другое; вот уже три недели мы с ним проводили вместе почти все дневные часы, и за это время он ни разу не попытался невзначай столкнуться со мной. По опыту я знала, что если мужчина интересуется тобой, он непременно выкажет это. Сигналы бывают самыми разными – от легкого прикосновения к спине до прямолинейного: «Хочешь, возьмем пиццу и посмотрим вместе бокс?» Парни, которые не интересуются тобой, тоже этого не скрывают – они либо вежливо сохраняют дистанцию, либо осаживают тебя одним щелчком, будто пылинку со свитера сбивают. Но таких противоречивых сигналов я не получала никогда.
Однако я больше не была наивной Сюзанной, пускающей дело на самотек; я научилась проявлять инициативу. И вот однажды утром на грузовой автостоянке в Западном Техасе я, перед тем как улизнуть в дамскую комнату, поцеловала Алека в щеку. Вернувшись, я так нервничала, что меня даже подташнивало, а он вел себя так, будто ничего не случилось.
Вся моя инициативность разом испарилась, и я села на велосипед, тоже делая вид, что ничего особенного не произошло. Минуло два мучительных дня, и я спросила себя: а не почудилось ли мне, что я поцеловала его? Возможно ли, что Алек непроходимый тупица и не понял, что значил мой поцелуй? Или он слишком смутился и не знает, как дать мне понять, что я не интересую его? Ну почему он так все усложняет?
Я никогда не считала, что девушка должна сидеть сложа руки и ждать, пока парень сделает первый шаг, – практика столь же порочная и устаревшая, как коллегия выборщиков. Впрочем, как и коллегия выборщиков, она по-прежнему имеет место, и я никогда не пыталась выступать против этого. Сейчас, однако, я начала применять собственную тактику. Я устанавливала палатку там, где пролегал естественный регулярный маршрут Алека – поблизости от мужского туалета. Я попросила одну из своих новых подруг упомянуть в присутствии Алека мое имя и проследить, не вспыхивает ли при этом в его глазах искра интереса – тут я, признаюсь, недалеко ушла от любой девятиклассницы. Но я так никуда и не продвинулась, неизвестность мешала мне спокойно спать. Прошло еще двое суток; душный, знойный день близился к вечеру, до завершения девяностомильного перегона оставалось немного, и мы с Алеком присели отдохнуть на скамейку. По щекам у меня каплями стекал крем от загара, коса расплелась, и волосы торчали из-под шлема в разные стороны. Я вся взмокла, от меня дышало жаром, как из печки, и внезапно терпение мое лопнуло.
