— Прекрасное объяснение, — ответила она. — Я ворочалась.
— Вы… что? — рявкнул он.
— Ворочалась в кровати. Вам не понять. Вы никогда не расслабляетесь. Но поверьте, сладкий сон…
— Молодая женщина, — напыщенно сказал Уинтроп, — вы слишком много ворочались. Вы уволены.
— О! — Марта подняла взгляд и округлила глаза. — Вы хотите сказать, что нашли мне замену?
— Разумеется. Табита, выпиши ей чек на две недели вперед. В полдень место мисс Махони займет моя племянница.
Табита начала возражать, но Марта ее успокоила жестом. Она посмотрела на Уинтропа и вспомнила все замечательные реплики, которые отрепетировала по дороге в типографию.
Затем она тихо произнесла:
— Да ведь ты боишься, а, Уинди? Потому так и шумишь, как ребенок на кладбище. Но это тебе все равно не поможет, Уинди.
Табита встревоженно наблюдала за Уинтропом:
— Марта, он не может тебя уволить. Макгуайр этого не потерпит.
— Знаю. Но эта работа больше нужна ему, чем мне. Я собиралась предупредить о своем уходе сегодня утром. И мне не нужен чек, Табита. Я от него получила нечто гораздо более ценное.
— Нервотрепку, — проворчала Табита.
— Урок человеческого поведения. В следующий раз, когда ко мне кто-нибудь станет придираться, я пойму, что это от страха.
Уинтроп задыхался от гнева. Он резко повернулся и пошел к владельцу типографии, чтобы рассказать ему обо всем.
— Думаю, ты своего добилась, — задумчиво сказала Табита. — Почему этот олух больше орет, чем работает? Занимался бы своим делом, и не пришлось бы беспокоиться за место.
Их беседу прервал Макгуайр. Он приказал Табите выписать Марте чек. Она получила расчет и маленькую премию. И еще он пожелал ей удачи.
Марта отправилась домой в прекрасном настроении. Она даже улыбнулась, увидев, что идет дождь. А дома ее ждал толстый конверт, адресованный «миссис Марте Махони».
Она чуть не спросила, кто это такая, потом вспомнила, что теперь это она, и нетерпеливо распечатала письмо:
— Мама, смотри: наши билеты и денежный перевод на пятьдесят долларов. Какой он заботливый!
У миссис Хогарт был встревоженный вид. Она не привыкла к такой щедрости. Или Карн Карсон был на редкость замечательным человеком, или…
Марта просматривала содержимое конверта.
— А вот его письмо. Почтовая бумага хорошая, но с правописанием у него не лучше, чем у меня. Пишет, что они с нетерпением ждут нашего приезда.
Она снова занялась конвертом. Из него выпали снимки. Фотографии ранчо.
— Мама, посмотри, пальма, — выдохнула Марта.
— И этот дом. По нему можно в точности определить, что за человек мистер Карсон.
Марта посмотрела на старомодный фермерский дом. Он явно говорил о комфорте и деньгах. На этом ее догадки закончились.
— Его не интересует общественное мнение, — разъяснила ей миссис Хогарт. — У него вполне достаточно денег, чтобы осовременить дом, но он приверженец старых ценностей.
— Что ж, — философски заметила Марта, — он старик. Посмотри на его почерк.
— Я лучше прочту, — пробормотала миссис Хогарт. — По возрасту я к нему ближе, чем ты. — Она мало что поняла и нашла его подпись совершенно неразборчивой. Но то, что она сумела прочесть, вселило в нее надежду, за исключением одной строчки. — Он тут пишет: «Если умеете готовить без ущерба для желудка, считайте, что этот дом надолго станет вам родным. Даше…»
— Даше?
— Вроде так написано: «Даше если вас встретят… встретят…» Марта, попробуй это разобрать.
— Что-то про наточенные топоры. Честное слово, мама, по-моему, он так и написал.
— «Наточенным топором». О, вот теперь поняла. Даже если нас встретят соседи с наточенным топором. Ясно?
— Вполне. Уинди точил об меня топор, но я закалилась. А в следующий раз точить буду я.
И они снова стали укладывать вещи.
Им удалось забронировать места на среду, потому что кто-то отменил свой заказ. И хотя врач настаивал на том, чтобы миссис Хогарт провела еще один день в постели, она заверила его, что лучше уж сделать это по прибытии на место. Их провожали только Табита и официантка с автобусной остановки. В полдень они сели в автобус и поехали в город. Как обычно, бушевал ливень. Марта с тревогой наблюдала за матерью. Может быть, она совершила ошибку и им следовало задержаться на один день, чтобы ее мать отдохнула. Но она просто ожила, когда они приехали в город.
Потоки дождя заливали красные стены старого вокзала. Марта едва на него взглянула, мимоходом вспомнив, что пять лет назад, когда они приехали на строительство дамбы, картина была точно такой же.
Поезд отправлялся поздно вечером, и в купе они сразу улеглись спать. Миссис Хогарт подняла голову от подушки и улыбнулась:
— Все в порядке, Марта. Мы уже приняли важное решение. Действовать всегда лучше, чем беспокоиться.
Утром, когда Марта проснулась, ее охватила тревога. Она оделась и, увидев, что мать пошевелилась, весело сказала:
— Мам, посмотри-ка в окно. Там, в небе, что-то есть. Очень похоже на летающую тарелку, но движется медленнее.
Миссис Хогарт сделала над собой заметное усилие, посмотрела в окно и радостно засмеялась:
— Кажется, это солнце. Если не ошибаюсь, когда-то оно выглядело именно так.
Весь день они ехали среди гор, алых и пурпурных, с белыми вершинами и зелеными каньонами. Марта пыталась приободриться, но, взглянув на мать, каждый раз падала духом. Миссис Хогарт лежала с закрытыми глазами. Ее дыхание было хриплым.
И на ранчо Карсона весь день стояла солнечная погода. Но ни Карн, ни Старожил ее не замечали. Они в доме занимались физическими упражнениями, пытаясь возместить ущерб, нанесенный хозяйству последней экономкой.
Они дружно пропылесосили каждый ковер, то есть то, что было им видно. Сложили в стопки газеты и журналы. Смыли с оконных стекол самые заметные пятна, там, где собака экономки любила прижимать нос к стеклу. И еще стерли пыль со всех предметов обстановки, бросающихся в глаза. Но больше внимания они уделили задней гостиной.
Карн заказал по телефону матрац из губчатой резины и подушки, а заодно простыни и наволочки, потому что новых у них не было. После этого он заказал новые теплые одеяла. Карн умел правильно стелить постель.
Старожил почистил камин и разжег огонь. Чистых ваз не нашлось, так что он отыскал не очень грязные стеклянные банки. Одну банку с цветами он поставил на камин. В ту, что стояла на тумбочке, решил поставить букет нарциссов.
Далеко за полдень они принялись за кухню, которую оставили напоследок.
Карн огляделся и вздохнул. Стол, плита, подставка для сушки и два стула — единственные на всю кухню — были полностью заставлены грязной посудой. Раковина ломилась от горшков и кастрюль.
