– Отличная идея. Что именно вы хотите узнать?
– Каков ваш взгляд на дисциплину?
Он сделал ударение на последнем слове и только тогда многозначительно посмотрел на дочь. Мэрианн демонстративно закатила глаза к потолку.
– Дисциплина – вещь необходимая, но наказание должно соответствовать провинности.
В это время Фиби, пытавшаяся надеть на голову чайное блюдце наподобие шляпки, ненароком выпустила его из рук, и оно, упав на пол, со звоном разбилось.
– Ой, няня! – воскликнула девочка и, вскочив со стула, спряталась за спину Джанин:.
– Ничего, моя хорошая. Это к счастью, – сказала она, привлекая девочку к себе.
– Мэрианн, – сказал лорд Макензи строго. Осколки блюдца тем временем убирал кто-то из слуг, – насколько я помню, за ребенком сегодня смотришь ты. Так, будь добра, оставь вселенскую печаль и удели Фиби немного своего драгоценного внимания, дабы избежать еще одной разбитой тарелки.
– Но, папа, Фиби слишком долго сидела за столом. Она устала, и…
Он снова от нее отмахнулся. Судя по всему, это был его привычный жест по отношению к дочери.
– Пожалуйста, отведи ее в спальню.
– С удовольствием. – Мэрианн встала, и швырнув салфетку на стол. – Пойдем, Фиби. Его сиятельство граф Коннор Макензи тяготится нашим с тобой присутствием.
Девочка повернулась к Джанин.
– Няня, что такое «тяготится»?
– Дедушка хочет, чтобы ты пошла спать. – И она слегка подтолкнула Фиби.
Девочка улыбнулась и побежала вслед за Мэрианн, уже выходившей из столовой.
Воцарилась тишина. Лорд Макензи кашлянул.
– А каким должно быть наказание за эту провинность? Я имею в виду Фиби.
– Ну, во-первых, она не нарочно разбила блюдце, а значит, никакой провинности тут нет… – Джанин не спеша оглядела всех присутствующих. Если уж она создала себе имидж женщины, всегда говорящей то, что думает, не стоит останавливаться на полпути. – А во-вторых, я полностью согласна с Мэрианн. Пятилетний ребенок способен просидеть спокойно не больше сорока пяти минут. Дальше он начинает искать себе развлечения, и никакие просьбы, убеждения и крики не заставят его сидеть смирно. Он просто физически не сможет. Мы же сидим уже около часа. Естественно, Фиби давно наскучили наши разговоры.
– А что бы вы сделали? – спросил Малколм.
– Я бы уже давно отвела ее в спальню и стала готовить ко сну, – немедленно ответила Джанин.
– Но Фиби не простой ребенок. Она потомок древнего аристократического рода, – запротестовал лорд Макензи.
– Но это не делает ее отличной от других детей ее возраста, по крайней мере, на физиологическом уровне, – возразила Джанин. – Фиби подчиняется тем же законам развития личности, что и другие дети. Благородное происхождение на это никак не влияет.
– Но Мэрианн могла хотя бы…
– Простите меня, ваше сиятельство, – Джанин уже вошла в раж, однако ее нетактичности никто не заметил: все были увлечены ходом спора, – но винить в чем-то вашу внучку совершенно бессмысленно. В такой ситуации совладать с Фиби не могли бы ни я, ни вы, ни самый лучший на свете педагог. Это все равно что пытаться сладить с ветром.
– Джанин, вы абсолютно правы. – Леди Элизабет элегантно вытерла рот салфеткой и положила ее рядом с тарелкой. – Лично я признаю свое полное невежество в вопросе воспитания детей. Мой брат Коннор тоже никудышный эксперт, хоть у него и трое детей. Всех их воспитывали сначала няни, а потом учителя в закрытых элитных школах. Но я с самого начала поняла, что вы прекрасно нам подойдете.
Джанин с благодарностью посмотрела на леди Элизабет. И заметила, что трое мужчин переглянулись и, кажется, выразили полное с ней согласие. Она почувствовала прилив гордости.
Обычно ее судили исключительно по внешнему виду. Некоторое время назад Джанин чуть не вышла замуж. Но неожиданно поняла, что человек, сделавший ей предложение, на самом деле хочет добиться карьерного роста за счет красавицы жены. Как-то они должны были идти на прием, и он попросил Джанин надеть что-нибудь «подчеркивающее ее великолепную фигуру», держать язык за зубами и просто мило улыбаться, стоя с ним рядом, после этого она расторгла помолвку и никогда с бывшим женихом не виделась.
Было в новинку то, что здесь ее встречают не по одежке, а сразу по уму. Но когда она перехватила быстрый взгляд Малколма, то не могла не пожалеть об отсутствии хотя бы самого простого и незатейливого макияжа и более подходящего ее фигуре платья. Однако она тут же отогнала от себя эти мысли. Пора привыкать, что для членов этой семьи она – серая мышка.
– Спасибо вам, ваше сиятельство, – сказала Джанин леди Элизабет, изо всех сил сдерживая улыбку.
– А почему у вас нет собственных детей? – тут же спросила та.
В глазах Малколма появился огонек. Наверное, когда в детстве он лазил по деревьям, забирался в подвалы замка или делал что-нибудь еще строго-настрого запрещенное, его глаза горели точно так же, мелькнуло в голове Джанин. Однако в данный момент он был не похож на юного шалопая. Этот блеск во взгляде придавал его лицу мужественную дерзость.
– Мисс Кастелла хочет влюбиться, выйти замуж и родить детей. Причем именно в таком порядке, – сказал он.
Леди Элизабет кивнула.
– Неужели вам ни разу не встречался человек, который заставил бы ваше сердце биться сильнее?
Джанин поймала себя на том, что посмотрела на Малколма, и слегка покраснела. Затем перевела взгляд на графиню.
– Как вам сказать, однажды я почти вышла замуж, но…
– Почти? – заинтересовался Малколм. – Как это понимать?
– Теперь все в прошлом, – вздохнула Джанин, для которой этот разговор все больше становился похожим на перекрестный допрос.
– И чтобы развеять грустные мысли, неизбежные при расставании с любимым, вы согласились работать в чужой стране, да?
– Еще когда я была маленькой девочкой, моя мама вдолбила мне, что нужно повидать мир, прежде чем обзаводиться семьей, – уклончиво ответила Джанин, предпочитая сменить тему.
– Вдолбила? Интересный слог, – заметил Малколм.
– У меня четверо братьев, и все они, так же как и мои родители, рано женились. Я единственная не обзавелась семьей и хочу, чтобы мама гордилась мной.
После первой неудачи в любви Джанин пообещала себе быть осторожной и разборчивой. Теперь она вышла бы замуж только за того мужчину, о котором могла бы сказать: «У него нет ни единого недостатка». Она подумала было о Малколме, но тут же одернула себя. Этот человек считает ее «синим чулком». Да и даже если бы не было всего этого маскарада, у нее все равно нет никаких шансов: он аристократ и никогда не посмотрит на женщину из простой семьи.
