Она тоже когда-то была готова кинуться в его объятия… До того как узнала, что он женится на ее кузине. Желание, охватившее его тогда, было на удивление сильным, оно поразило его внезапно, как молния. И он не мог не заметить, что она испытывала то же самое.
Алессандро спустился в переднюю и, не стесняясь, стал слушать ее телефонный разговор.
– Я в имении… С Алессандро… Да нет, все в порядке… Нет… Ты знаешь, я сейчас не могу говорить… Я позвоню тебе завтра… Пока.
Она положила телефонную трубку.
– Спасибо, – сказала Эвелина сдержанно. Алессандро не сводил с нее глаз.
– Что, он уже соскучился по тебе? – спросил он хрипловато.
Стук сердца отдавался в его ушах.
Эвелина не могла поверить услышанному. Ничего себе! Его вопрос был таким бестактным, что она на мгновение потеряла дар речи.
– Прости?
Его полуулыбка говорила о многом.
– Если тебя это так уж интересует, то Рик – мой деловой партнер. Хотя я вовсе не обязана была тебе это объяснять, – сказала она ледяным тоном.
– Ну конечно.
В его тоне было что-то такое темное, пугающее, что она спросила неуверенно:
– А кто еще живет в имении? Алессандро отметил про себя дрожь в ее голосе, которая позабавила его. Кого она боится? Его или, может, саму себя? Неужели она все еще желает его?
– Кроме меня с Ренцо? – спросил он небрежно. – Из деревни время от времени приходит женщина, которая помогает по хозяйству. В самом доме живет Карло, повар и садовник, и его жена Лючия, которая нянчит Ренцо. Когда-то она была и моей нянькой.
– А с каких пор она стала ухаживать за мальчиком? После смерти Ванессы? – требовательно спросила Эвелина.
– Да нет, уже давно. Ренцо очень привязан к Лючии, ты сама это увидишь.
Так, понятно. Ванессу потихоньку постарались устранить от воспитания ребенка. Алессан-дро нанял какую-то малограмотную старуху, которая смогла бы научить ребенка итальянскому языку и привить традиции родной страны. Но Ренцо ничего не будет знать о том месте, где родилась и жила его мама. Волна негодования опять охватила Эвелину.
Этому не бывать, твердо решила она про себя. Раз Ванесса умерла, то теперь ей придется восполнить эту потерю и не дать Ренцо забыть о родственниках с другой стороны.
Эвелина равнодушно отвернулась от Алессандро, вытащила из сумочки щетку и причесалась, глядя в большое зеркало, висящее на стене.
– Тебе некого очаровывать здесь, – протянул он.
За исключением меня, так и хотелось добавить ему. Он, не отрываясь, смотрел на совершенную линию ее шеи, переходящую в высокую грудь, и не мог не восхищаться гармонией ее стройного тела.
– В мои планы не входит очаровывать кого бы то ни было, – отрезала Эвелина. – Мне просто нужно было привести себя в порядок.
– Ты перекусила в самолете?
– Нет, там было что-то малосъедобное в пластиковых упаковках, – отрицательно покачала головой девушка. – И я была не голодна.
– Сейчас мы будем обедать.
– Не слишком ли поздно для обеда?
– Мы в Италии едим очень поздно. Разве ты этого не знала?
– Ты забываешь, что я была в Италии всего один раз, и то всего неделю, когда крестили Ренцо.
– Жаль. Я бы хотел, чтобы ты приехала сюда при более благоприятных обстоятельствах. Я показал бы тебе свою страну, и ты бы непременно полюбила ее. Жаль, что у тебя не будет времени на это до отъезда домой, – проговорил он с неожиданной страстностью.
Эвелина промолчала, но Алессандро продолжил как ни в чем не бывало:
– Кстати, ты не сказала, надолго ли ты к нам? Эвелина была рада, что в передней было не очень светло, потому что этот прямой вопрос заставил ее покраснеть.
– Я еще не знаю точно, – соврала она.
Ведь не могла же она сказать ему, что надеется завоевать его доверие, рассчитывает уговорить его отпустить Ренцо на небольшое время в Бостон повидать свою прабабушку. Время откровенничать еще не наступило.
А затем она вдруг вспомнила, что она его гостья и должна вести себя соответственно, а также о своих благих намерениях сохранять спокойствие и терпимость.
– Дело в том, что я хотела бы задержаться на несколько дней, чтобы поближе познакомиться с Ренцо, если ты не возражаешь.
Конечно же, он возражал, да еще как возражал! Но не мог же он сказать ей об этом… Он не хотел, чтобы эта женщина находилась в его доме хоть на секунду дольше, чем это было необходимо. У него были свои причины для этого – одновременно и очень простые, и чрезвычайно сложные. Его тянуло к ней с непреодолимой силой, но она не могла принадлежать ему, ни сейчас, ни когда-либо еще.
Отбросив на миг все эти мысли, Алессандро вынужден был сказать:
– Итальянцы славятся своим гостеприимством. И поэтому мой дом – это и твой дом, до тех пор, пока ты пожелаешь в нем остаться.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила его Эвелина.
– Не за что.
Она повернулась к Алессандро и заметила ироничный блеск его глаз.
– Добро пожаловать в мой дом, Эвелина.
Глава 3
Пока они разговаривали в передней, со второго этажа неторопливо спустилась пожилая женщина в простом темном платье. Увидев хозяина, она приветливо ему улыбнулась.
– Buonasera, Signor.
– Добрый вечер, Лючия.
Алессандро еще что-то быстро добавил по-итальянски, а потом опять перешел на английский:
– Эвелина, познакомься, это Лючия, няня Ренцо. Лючия, это Эвелина Иствуд, кузина Ванессы.
– Добрый вечер, – произнесла Эвелина.
Ее подозрения в отношении этой няни оправдались. Лючия выглядела слишком старенькой и хрупкой, чтобы ухаживать за подвижным годовалым ребенком.
– Добрый вечер, сеньорита, – с легким акцентом проговорила Лючия. Она окинула Эвелину оценивающим взглядом с ног до головы, как будто пытаясь решить для себя что-то, и сопроводила свое приветствие вежливым поклоном. – Мне очень жаль, что ваша кузина умерла в таком молодом возрасте.
Только не плачь, Лина, только не плачь. Только не сейчас, только не при нем. У тебя еще будет достаточно времени для этого.
Сделав над собой усилие, Эвелина ответила слегка дрожащим голосом:
– Вы, Лючия, очень хорошо говорите по-английски.
Пожилая женщина с достоинством поклонилась.
– Спасибо. Когда сеньор Алессандро был маленьким, у него был учитель английского языка, вот и я выучила этот язык вместе с ним.
Эвелине было трудно представить Алессандро ребенком с таким же невинным и чистым лицом, как у его сына. За своей спиной она услышала тягучий и густой баритон: