Она села верхом ему на колени.
Кэл сразу понял, чего она хочет. Безо всякой прелюдии, без предупреждения его рот сомкнулся на ее соске. Дана вскрикнула.
— Не останавливайся, — прохрипела она.
— И в мыслях не было.
Она почувствовала, что стремительно приближается к краю освобождения. Все еще держа ее за талию, Кэл коснулся того места, которого уже давно не касался ни один мужчина. В беспамятстве откинув назад голову. Дана наслаждалась его умелыми ласками. Ей хотелось продлить удовольствие, но она явно проигрывала битву за самообладание.
— Все в порядке, — прошептал Кэл, — не сдерживайся.
Да она и не смогла бы. Ее тело отыскало собственный ритм, и скоро Дана выгнулась и затрепетала.
Она точно не знала, сколько времени провела в объятиях Кэла, когда он спросил:
— Уже вернулась на землю?
— Кажется, да.
— Хорошо. — В его голосе послышались решительные нотки.
Он встал, подошел к кровати и снял покрывало, затем подхватил Дану на руки и перенес на постель с впечатляющей легкостью. Дана наблюдала, как он поднял с пола ее платье и свою рубашку и повесил на парчовое кресло.
Он раздевался, а у нее перехватывало дыхание. Кэл достал портмоне и положил его на прикроватную тумбочку, затем наклонился над Даной и избавил ее от остатков одежды, отбросив вещи в сторону. Половина из них долетели до кресла.
Матрас прогнулся под его тяжестью, Кэл навис над ней. Еще мгновение и ее руки оказались у нее над головой.
— Отдохнула?
— Мм, боюсь, мне понадобится еще пара минут…
Он усмехнулся.
— Тридцать секунд, а потом ты моя…
Дана во сне выглядела доверчивой, что, как подозревал Кэл, в повседневной жизни никогда не проявлялось. В этом они были похожи.
Она лежала на животе, подложив одну руку под голову, а другую под подушку.
Стараясь не разбудить ее, он подтянулся кверху и оперся головой об изголовье, осторожно поправив простыню. Свет, падавший из окна, слабо освещал изящный изгиб спины.
Кэл протянул руку и коснулся каждого позвонка, отчетливо проступавшего под бледной кожей. Было что-то щемящее в ее уязвимости, что-то очень ему близкое. Хотя Дана не принадлежала ему. И никогда не будет.
Кэл наклонился и поцеловал нежное местечко прямо под лопатками, затем двинулся вниз, к талии, и наконец, к основанию спины, как раз над соблазнительной выпуклостью ягодиц. Дана пошевелилась, пробормотала что-то и окончательно проснулась.
Она повернулась на спину и взглянула на него, ничего не говоря. Кэлу хотелось сказать ей что-нибудь о том, как она тронула его… но он никогда не был особенно искусен в речах.
Он видел невысказанный вопрос в ореховых глазах. Кэл откинул светлый локон и поцеловал ее в висок.
Дана раскрыла объятия, и он с готовностью пришел в них. Этим языком он умел пользоваться. Теперь она поймет, как нужна ему, она это почувствует.
Город внизу проснулся, заурчали автобусы, послышались свистки швейцаров, подзывавших такси. Дана беспокойно зашевелилась на кровати и затихла, боясь разбудить Кэла.
Она залюбовалась его чисто мужской красотой: на лице пробивалась щетина, кожа сохранила золотистый оттенок, хотя летний загар уже сошел. Его тело излучало первобытную мощь, от которой ее женское естество приходило в трепет. А еще в нем была нежность, о которой Дана даже и не мечтала.
С Майком она хлебнула горя. Когда она уходила со слезами и обвинениями, то поклялась, что больше ни одному мужчине не отдаст, ни свое время, ни сердце.
И полным безумием было бы представить, что Кэл Бруэр проявит к ней какой-то иной интерес помимо этой пылкой, ни к чему не обязывающей связи. Официальные лица предпочитают держаться подальше от женщин с таким прошлым, как у нее, — слишком много тайн, слишком много безумных ночей, чтобы завязывать отношения с Кэлом.
Ричард Макни решит, что умер и попал в свой свиной рай, если когда-нибудь увидит Кэла рядом с ней. С последнего класса школы она — Дана-потаскушка… Это прозвище дал ей, не кто мной, как сын Ричарда, распустивший слух, будто он занимался с ней сексом под трибунами во время баскетбольного матча. Единственное, что он получил тогда, — это расквашенный нос за то, что распускал руки. И все же кому больше поверят — Дики-младшему, известному подхалиму, или ей, зачинщице беспорядков и бунтовщице?
Почувствовав себя древней старухой. Дана выскользнула из постели и направилась в душ.
Вскоре вода и пар оживили и взбодрили ее. Что ж, совершать ошибки ей не впервой.
Опершись руками о стенку душевой и откинув голову, Дана боролась с собой. С чего она взяла, что готова немедленно забыть эту ночь?
И, тем не менее надо покончить с этим здесь, в Чикаго. Сегодня же. Иначе у нее возникнет соблазн молить о большем.
Дана выключила воду, вышла из душа и вытерлась. Набросила халат, напустила на лицо безмятежность и босиком прошлепала в спальню.
Кэл еще спал. Она села в кресло, не заваленное одеждой, и залюбовалась им. Очень скоро глаза его открылись, и острый взгляд тут же отыскал ее.
— Давно проснулась?
Она покачала головой.
— Успела только принять душ. — И хорошенько поразмыслить.
— Похоже, я не смогу убедить тебя вернуться в постель?
Мог бы. Только это никому не принесет ничего хорошего.
Она встала и посмотрела на часы.
— Я думала, тебе пора ехать. А я хочу походить по магазинам.
Лицо Кэла мгновенно стало жестким.
— Значит, ты со мной покончила? Вышвыриваешь меня, как утренний мусор?
Ее попытка весело рассмеяться вышла неудачной.
— Брось, мы оба отлично все понимаем. Ни я, ни ты не в том положении, чтобы продолжать это… ну, что бы это ни было. По правде говоря, я даже не ожидаю приглашения на кофе, когда мы вернемся. Было приятно на некоторое время забыть о Сэнди-Бенде, но теперь пора вспомнить о реальности.
Кэл сел, свесив длинные, мускулистые ноги. Дана видела, как он зол.
— Значит, я был… чем? Средством немного выпустить пар?
Дана обхватила себя руками, пытаясь сдержать боль. И страх, что Кэл не уйдет без скандала. Слишком много отвратительных сцен пережила она с Майком, чтобы вынести еще одну.
Он прошел к креслу и начал выуживать свои вещи из общей кучи.
— Я чувствую, что меня просто использовали. И должен тебе сказать, мне это совсем не по душе.
— Мы оба взрослые люди, которые…
— Оставь. Я никогда не использовал женщин. Никогда, — повторил Кэл очень твердым голосом.