Откашлявшись, Тристан решительно прогнал свои фантазии.
– Эм и Ноуланд ищут наш экипаж и потом, надо надеяться, уедут домой. А кто этот Хейвуд, которого вы ищете?
– Мой кавалер на этом вечере.
«Кавалер? Проклятие!»
– О?! – как можно небрежнее поинтересовался Тристан, – и мне придется встретиться с ним на рассвете в каком-то безлюдном уголке из-за того, что я отрезал вам юбку?
Симона тихо рассмеялась:
– Хейвуд достаточно стар и годится мне в отцы.
Это было достаточно приятным известием, но лучше знать все точно.
– Возраст редко учитывают при сватовстве, знаете ли.
Симона возмущенно закатила глаза.
– Как вы смеете так говорить про моего любимого дядюшку! Брак с Хейвудом был бы извращением!
Небесный хор еще не запел славословие, но несколько тактов радостной мелодии все-таки прозвучало, и Тристан, на ходу сняв фрак, набросил его на плечи Симоны со словами:
– Вам стоит надеть это.
Она лишь тряхнула головой.
– Мне не холодно.
Тристану тоже не было холодно, но пожар тут оказался совершенно ни при чем. Приподнятый подбородок Симоны выглядел таким невероятно манящим, что он засунул руки в карманы и заставил себя отвести взгляд:
– Мне хотелось защитить вас от летящих искр.
– О, спасибо! Вы очень заботливы.
Женщина, имевшая больший чувственный опыт, поняла бы, что этот жест вряд ли продиктован исключительно великодушием. Тристан ощутил укол стыда, но он оказался коротким и моментально потонул в потоке восхищения. Природная обольстительность в женщине – это нечто крайне редкое. Если уж на то пошло, то по размышлении он не смог бы припомнить ни одной такой. Женщины в его мире бывали трех сортов: совершенно наивные ягнятки вроде Эммалины, рассудительные и хищные акулы вроде Сары Шератон и сотни других, чьи имена он успел забыть. А еще были айсберги вроде его мачехи.
Леди Симона Тернбридж нисколько не походила на ягненка или на хищницу и совершенно определенно не могла быть названа айсбергом. Да поможет ему Бог выдерживать ее соблазнительность размеренным и своевременным образом. Если он будет слишком смелым и тем самым ее спугнет, то потом будет терзать себя несколько месяцев.
Они вместе завернули за угол особняка и замерли на месте. Жар стоял такой, что Тристану пришлось сощурить глаза, чтобы заглянуть в его источник.
Пламя вырывалось из дверей бального зала и карабкалось по уже почерневшим каменным стенам особняка; окна, которые еще не лопнули от жара, угрожающе светились.
Понимая, что ни пожарные, ни кто-либо другой ничего не смогут здесь сделать и уже не спасут здание, Тристан перевел взгляд на внутренний двор.
В пульсирующем оранжевом свете пожара люди под дождем искр двигались, словно марионетки. Кое-где они собирались в небольшие группы – некоторые вокруг какого-нибудь тела, лежащего на земле, другие – молча цепляясь друг за друга, а кто-то просто спешил уйти как можно дальше, проклиная все на свете. Все это напоминало картины ада, нарисованные когда-то Данте.
– О мой Бог! – прошептала Симона.
Тряхнув головой и прогнав оцепенение, Тристан взял инициативу на себя.
– Опишите этого Хейвуда, – предложил он, – и позвольте мне пойти поискать его, а сами подождете здесь с другими леди.
– Я не леди, несмотря на мой титул. – Симона шагнула вперед, – Три четверти пустобрехов под этим деревом будут рады вам об этом сказать и объяснить, почему именно.
– А последняя четверть? – спросил Тристан, пристраиваясь рядом с ней.
– Они просто промолчат, даже если черт выскочит у них из-под задницы.
Не сразу придя в себя, Тристан мысленно пообещал себе позже задуматься над этим чудом и над выводами, которые можно было сделать из ее речи. В настоящий момент, хотя срочная необходимость кому-то помогать миновала и не видно было никого, кто бы оставался без внимания, однако травмы, которые он успел увидеть, были самой разной степени тяжести.
– Если вы пойдете дальше, то скорее всего увидите довольно неприятные картины, – предупредил Тристан.
Симона усмехнулась:
– Могу пообещать вам, что не буду ни плакать, ни падать в обморок.
Да. Но у нее могут начаться кошмары, а он еще не заслужил ее благодарность и не может предложить ей утешение в темноте ночи.
– Я про вас мало что слышал, – признался Тристан. – Но меня невероятно заворожило то, что я успел увидеть за сегодняшний вечер.
– Неужели?
– Поверьте, это так. Вы очень выгодно отличаетесь от всех остальных молоденьких мисс.
– Меня и правда иногда называют необработанным алмазом, но это только, если сплетницы находятся в хорошем настроении.
– Мне кажется, что обработка, как и красота, определяется восприятием. Лично я считаю, что человеку редко удается улучшить то, что создано природой.
Симона остановилась и медленно повернулась к нему; ее подбородок упрямо поднялся.
– Кажется, вы пытаетесь с помощью всего этого заставить трепетать мое сердце?
Тристан серьезно кивнул:
– Надеюсь, у меня получается?
– Пока не очень.
– Тогда что же заставляет трепетать ваше сердце? Дайте мне хоть намек.
– Почему?
– А почему бы нет? – парировал он, искренне наслаждаясь игрой.
Пожав плечами, Симона повернулась и пошла дальше.
– Я не хочу, чтобы мое сердце дергалось и колотилось от чего бы то ни было.
Тристан быстро догнал ее.
– Вот поэтому-то вы так меня завораживаете. Большинство женщин мечтают о том, чтобы ощутить трепет истинной любви.
– Но я не большинство женщин…
Внезапно Симона бросилась вперед.
– Хейвуд!
Мужчина – надо полагать, это и был Хейвуд, – на шее у которого она повисла, оказался высоким, со светлыми седеющими волосами джентльменом. Его безупречный костюм был сшит из самой лучшей ткани, но, к несчастью, сильно обгорел и лишился левого рукава.
– Ох, слава Богу, ты цела! – Хейвуд крепко обнял Симону одной рукой. – Дрейтон и Каролин меня убили бы, если бы с тобой что-то случилось. – Он отпустил ее, быстро осмотрел с ног до головы, а потом, встретившись взглядом с Тристаном, спросил: – Где остальная часть твоего платья и кто этот мужчина?
– Полагаю, мое платье до сих пор свисает из окна, – охотно пояснила Симона. – А это Тристан, который меня спас.
– Тристан… А дальше?
